Дьявольский план

Он прошел и устроился на табурете возле кухонного стола. Я села напротив и только теперь смогла его хорошенько разглядеть.

Он был, наверное, моим ровесником, высоким, стройным и худощавым. Длинные русые волосы, зачесанные назад, открывали гладкий широкий лоб. У него было немного вытянутое лицо с прямым бесхитростным взглядом светло-зеленых глаз. В середине гладко выбритого подбородка под большим чувственным ртом разместилась небольшая ямочка, которая придавала его лицу какую-то романтичность. Он мне сразу чем-то понравился, поэтому я и пригласила его в квартиру, да еще потому, что он упомянул Корниенко, у которого мне завтра предстояло брать интервью.

– Так ты говоришь, собираешь подписи? – переспросила я, отмерив в кастрюлю рис и залив его кипятком.

– Да, – он протянул мне ламинированный членский билет со своей фотографией, – в поддержку Юрия Назаровича Корниенко.

– Ну, это я уже слышала, – я положила на стол его членский билет и поставила кастрюлю с рисом на огонь. – И что дальше?

– Ну, – он нерешительно поднял на меня свои большие глаза" – если вы сочувствуете… Черт, – вдруг вылетело у него, – опять это слово.

– Какое? – удивилась я, снимая первую порцию котлет.

– Да это «сочувствуете», – невесело усмехнулся он.

– А что в нем плохого? – не поняла я.

– Да я-то сам тоже ничего плохого в нем не вижу, – он пожал плечами, – только вот некоторым оно не очень нравится.

– Например? – поинтересовалась я.

– Да сегодня утром зашел в один продуктовый магазинчик на Казачьей узнать почтовые реквизиты и телефон, – пояснил он, – так директриса, такая бабец, с меня ростом, только раза в три шире, как услышала про Корниенко, сразу говорит: да, да, мол, конечно, за кого же еще?

Он снова усмехнулся, на этот раз немного веселей.

– Ну, я сдуру и ляпни: «Так вы ему сочувствуете?»

Не знаю уж, что она подумала, может, что у него помощник пропал или еще что, только она и говорит, мол, чего сочувствовать, всякое бывает, и прямо грудью на меня напирает. Ну, я ей спокойно сказал, чтобы она не кипятилась, мол, все нормально. А она мне: «Ты что себе позволяешь? Я не чайник, чтобы кипятиться: Научись сначала разговаривать, потом приходи». Короче, – закончил он, – остался магазинчик неохваченным, так сказать, хотя вроде бы и «за».

– Да, – сказала я, – нелегкая у тебя работенка. Но как филолог могу тебя успокоить, слово «сочувствие» не означает соболезнование, как могла понять твоя директриса, а «кипятиться» довольно мягкое, я бы сказала, парламентское выражение. Так что не переживай.

– Да я не переживаю, просто она мне на весь день настроение испортила. Так вы поставите свою подпись?

– Подпись я поставлю, – кивнула я, – меня, кстати, зовут Ольга и называй меня на «ты», пожалуйста.

– Это у нас инструкция такая, – поделился Алексей, – и вообще, устал я от этой работы.

– Извини за нескромный вопрос, – я перевернула очередную порцию котлет, – ты за идею работаешь или за деньги?

– Да какая там идея, – откровенно признался он, – просто я на мели был, а тут знакомая пристроила меня в штаб, говорит, там люди сумасшедшие деньги зарабатывают на выборах. Только я тебе скажу, может, кто и зарабатывает, а нам платят копейки.

– И сколько же, если не секрет?

– Если хочешь подработать, то я тебе не советую, – сказал он и, окинув взглядом обстановку и оборудование моей кухни, добавил:

– Но ты вроде бы в деньгах не нуждаешься.

– У меня есть работа, – подтвердила я его догадку, – а спрашиваю я тебя не из простого любопытства, а потому, что завтра беру интервью у вашего кандидата.

– Так ты – журналистка? С людьми общаешься? Здорово! А меня с этой работой люди начали почему-то немного раздражать.

– А у тебя есть какая-нибудь специальность? – спросила я.

– Да как сказать, – замялся он, – вроде бы и есть, а в то же время как бы и нет.

– Что же это за таинственная специальность? – заинтересовалась я.

– Ну, я умею драться.

– Так ты мог бы работать где-нибудь в охране, – предположила я, смерив взглядом его не слишком-то мускулистую фигуру.

– Стоять на воротах за пятьсот рублей в месяц… – тоскливо произнес он.

– Ну почему на воротах? – возразила я. – Можно, например, грузы сопровождать.

– Для этого нужна лицензия, – удрученно сказал он, – тогда могут взять в охранную фирму, а чтобы получить лицензию, деньги нужны, которых у меня пока нет.

– А где же ты работал до этого?

– После школы в «Политехе» два года отучился, потом, когда оттуда поперли за то, что с деканом повздорил, забрали в армию, а так как я до этого уже карате несколько лет занимался – взяли в спецвойска. Но там нас учили не драться, а убивать…

Он замолчал, уставившись куда-то в угол, как-будто что-то вспоминал, а потом вдруг, вздрогнув, словно очнувшись, продолжил:

– Предлагали остаться там, служить по контракту, но это не по мне – не могу подчиняться приказам… – Он вздохнул и провел рукой по своим русым волосам. – Вот уже почти два года перебиваюсь случайными заработками. Ну ладно, мне пора, – он как-то резко сменил тему разговора, – подпись-то дашь?

– Только после того, как пообедаем, – заявила я, – не люблю есть в одиночестве.