Дьявольский возлюбленный

Потянувшись во весь рост, открыла окно. Прохладный ветерок растрепал и до того непослушные волосы, собранных после сна в воронье гнездо, остались только яйца и настоящую ворону пустить жить, стало легко дышать. Порой меня так раздражает собственный запах пота, успевшего разлететься за ночь, отчего нос готов превратиться в вяленное и сушенное. Привыкнув тратить на саму себя очень много времени для хорошего вида, совершенно забыла о том, какого трудно жить девушкой с нестабильным сном.

Не успеешь сделать прическу из обычной косы – уснёшь, навести марафет – уснёшь, почистить зубы – уснёшь.

Порой, задумываясь о таких мыслях, как: «Зачем мы живём на земле?»; «Кто создал этот мир?», я моментально вспоминаю саму себя. Порой мне обидно за саму себя… за то, что заболела, заставлять тратить отца на различные лекарства, которые, как он ожидает, помогут и мне станет лучше. Уже несколько лет прошло, до сих пор не смогла найти способ вылечиться от болезни, сошедшую с небес на мои плечи.

В моем возрасте девушки по несколько раз расстаются и начинают вновь встречаться с другими парнями, в надежде на то, что он тот самый единственный в своем роде человек, который не будет изменять с какой-нибудь темнокожей девушкой из южных стран, скрывая сие дело.

У одних в жизни происходит вот так, у других случается совершенно другое.

Нет, я не расистка, мне совершенно не волнует кто как выглядит, с кем встречаются, и кто кого любит. Раньше была такой, корчилась от людей, страдавших любыми болезнями, в основном связанные с кожей – у кого сыпь, у кого пятна, – всегда проходила мимо, порой переходя на бег, чтоб побыстрее добраться до своего дома. Сейчас, оценив ситуацию, посмотрев на саму себя со стороны, каюсь. Не следовало так себя вести, теперь, ощущая на своей собственной шкуре ту жизнь, которую дали нам ещё там, на небесах, я могу точно ответить: не важно, здоровый ты или больной, с какими-то недостатками или полностью идеальный, мы люди одной планеты, одной большой цивилизации, которая появилась очень и очень давно, когда ещё были мамонты, саблезубые тигры…

Мы дети одного бога, который отдал жизнь ради нашего существования.

Теплый душ, лёгкая летняя одежда, и я, идущая с одним наушником в ухе к выходу. Включив любимую песню группы – «Skillet – Monster», – сделав среднюю громкость, спустилась по лестнице в холл. Живя в большом доме, напоминающего поместье самой Лары Крофт, хмыкнула. Подарок папы для нашей будущей «мамы», как он однажды выразился, был очень уж внушающим. Три этажа, несколько спален для гостей, в которых имелись личные ванные комнаты, большая библиотека, в которой любили находиться две старших сводных брата близнеца, личная гардеробная мачехи, бассейн, кажется… Больше ничего не запомнила, так как не видела своими глазами. Запомнила только то, что у папы есть собственный личный кабинет, где постоянно работает в программах по созданию архитектуры или чего-то такого…

У него такая сложная работа, связанная с его специализацией. Хотела бы я выучиться на архитектора, придумывать и создавать свои собственные дома, в которых могли жить обычные люди, парк, музей. В голове столько идей вырисовываются, однажды я смогу их воплотить, главное верить.

Звук бьющихся друг об друга столовых приборов, шум и гам, тихие голоса беседующих между собой людей. Ах, наверняка к мачехе пришла ее горячо любимая подружка, с которой можно побеседовать на такие темы, связанные с украшениями, деньгами. Из их речей можно услышать и про сыновей богатых семей, за которых можно выдать замуж своих дочерей.

– О, милая, а вот и ты! – войдя в столовую под громкий окрик немолодой уже женщины, разодетую так, будто она герцогиня или княгиня из старой эпохи – эпохи ампир.

Обычная сорочка с воланами на плечах. Увидев меня, вторая мадам легонько, но усмехнулась, прикрыв свой рот ладонью в перче.

Хм, как всегда. Обсуждают меня и маму за моей же спиной, а потом:

– Добрый день, матушка. – от последнего слова так плохо стало на сердце. Мне показалось то, что такой выходкой предала свою родную маму, назвав чужую для меня женщину ею.

Приехав сюда жить, она сразу установила правила для всех, в том числе и для меня. При отце или гостях мне следовало называть только мамой или матушкой, иначе выговор будет обеспечен. И не только мне, папе тоже. А тот, как всегда, сорвётся на мне с диким ором, минут пятнадцать, он успокаивается и просит прощение со слезами на глазах. Мужчины не плачут, нет, но свою боль показывают. Только не всем – мне одной.

Пройдя к большому овальному столу, находившемся в посередине зала, с множеством стульев, села в один из них. Пододвинувшись к своей тарелке, такой же пустой, как и моя жизнь, оглядела блюда. Практически все было съедено, оставались только остатки. Мне нельзя было их есть, так как знала все уйдет на собачий пир.