Дьявольское биополе

— Черемуховый бульвар, дом 10, квартира 37. Там живет женщина по имени…

— Татьяна? — вспомнил я чепиноговскую «Танюху».

— Татьяна Ивановна. И фамилию угадаете?

— Чепинога?

— Нет.

— Зуева?

— Да, Татьяна Ивановна Зуева.

— Жена?

— Сестра.

— Ну и что? — уже наглея, потребовал я еще информации.

— Она не только сестра Зуева, но и любовница Чепиноги. Станут ли они говорить про нее правду?

— Как узнал… что любовница?

— Об этом в Лесоповальном каждый лесоруб знает.

Я пробежался по кабинету, поднятый нервной силой, мгновенно образовавшейся во мне. Первая самая очевидная версия заканчивалась логично, даже красиво, как шахматная партия у гроссмейстера.

— Боря, еще не ночь, — сказал я к тому, что допрашивать еще можно.

— Еще не вечер, — согласился он.

— Устал?

— Я каждый день устаю.

— Ты на колесах?

Леденцов, не ответил, надев шляпу и превратившись в среднестатистическую личность. И вышел, разумеется, среднестатистическим шагом.

Более часа просидел я в кабинете, испытывая некоторое напряжение или, как теперь говорится, душевный дискомфорт. Когда пишут о следователях, то непременно упоминают поиск истины. Правильно. Но ведь не только ищем мы истину. Следственная работа многогранна, как и жизнь. Взять хотя бы информационный бум. Человечество эйфористически захлебывается потоками разнородных сведений, и уже поговаривают об информационном обществе. По-моему, тяга людей к информации естественна, даже инстинктивна. Иначе она зовется утолением любопытства. Но что такое следственная работа, как не сбор информации? По-моему, хороший следователь — это прежде всего любознательный человек.

К чему говорю? К тому, что я ждал появления Татьяны Ивановны Зуевой с торопливым интересом, который был не только криминальным — она или не она? — а человеческим: кто же сейчас ко мне придет? Сестра, любовница, преступница? Жила ли во мне уверенность, что ребенок ее? По логике — да. По моему жизненному опыту — нет, ибо выходило слишком сложно и неразумно; выходило, что она поручила шоферам положить ребенка в колею и самим вызвать милицию. Впрочем, мог быть совсем-совсем иной зигзаг, который не предугадала даже моя интуиция.

Вошли они шумно: женщина впереди, оперуполномоченный сзади.

— Я подожду в коридоре, — сказал Леденцов, пропав за дверью.

Такое пренебрежение допросом было худым признаком, но сейчас все мое внимание заняла женщина.

— Может быть, разденетесь? — предложил я.

Не ответив и не сняв плаща, она села на стул с такой пружинистой энергией, что моя авторучка вздрогнула и перекатилась через чистый бланк протокола.

— Вы с ума тут посходили? — зычно спросила она.

— Здравствуйте, — отозвался я.

— Здравствуйте! Вы с ума все сошли?

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Она бросила его на стол, и паспорт припечатался с каким-то влажным шлепком, как лягушка. Я начал заполнять справочный лист протокола, надеясь, что женщина остынет. Но почему в ней такая злость?

— Татьяна Ивановна, где вы работаете?

— Бухгалтером на «Фармацевте». Нет, ответьте: вы с ума не посходили?

— Гражданка Зуева, прочтите текст, что вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний, и распишитесь.

— Нет, все тут спятили, — буркнула она тише, расписываясь.

— Вот теперь я отвечу на ваш вопрос, Татьяна Ивановна, о моем психическом состоянии. Я здоров. Вызвал же вас в качестве свидетеля не по личной прихоти, а по служебной необходимости.

Видимо, в моем голосе была некоторая толика металла, которая Зуеву умиротворила; по крайней мере, из ее голоса этот металл теперь исчез. Она глубоко вздохнула, поправила коричневый берет, глянула из-под него большими, тоже карими глазами, и спросила на этом казавшемся бесконечным вдохе-выдохе:

— Ну откуда у них ребенок, откуда?

Вот почему злость… Она уже все знала. Но как? Леденцов сказать не мог. Я чуть не усмехнулся, вспомнив, что живем мы в информационном обществе. Есть же телефон, по которому водители позвонили ей из гостиницы. Допрос, лишенный внезапности, потерял для меня следственный интерес.

— Татьяна Ивановна, Зуев вам кто?

— Брат.

— А Чепинога?

— Любовник, — почти с вызовом бросила она, не отводя взгляда.

— Любовник так любовник, — примирительно согласился я.

— Не любовник, а вроде фактического мужа, — заговорила она уже другим голосом, с какой-то долей горечи. — С супругой Афанасий живет лишь на бумажке, по штампу в паспорте. Дети взрослые. И все шесть лет, что он ездит в Лесоповальный, я жена ему.

— А ваша семья?

— Муж умер, сын в армии… Одна в квартире.

— Значит, грудного ребенка у вас нет и не было?

— Господи, мне сорок семь! Да разве роды и грудного от людей скроешь? И у меня нет ни одной знакомой с младенцем. Можете проверить.

Думаю, Леденцов это уже сделал, отчего и дремлет в коридоре. Женщина права в одном: пятимесячного ребенка не скроешь и подпольно не вырастишь.

— Позавчера водители были у вас?

— Да, приехали днем, часов в одиннадцать. Пообедали, выпили по бутылке пива, в ванне полежали, поспали, ну, время и пролетело. Уехали уже после двенадцати ночи.