— Не то, Сережа, худо, что этот Смиритский лечит биополем, а то худо, что человек он плохой.
— Не верю я в его биополе.
— Сережа, какая-то сила есть.
— Ага, божественная.
— Божественная не божественная, но вселенская и нематериальная.
Говорил я рассеянно, точно ждал повторения того прекрасного мига, когда ощутилось возвращение времени. Есть нематериальная вселенская сила — время. И мысль, и любовь, и много чего есть нематериального и вселенского.
— Этой твоей силы нет доказательств, — юридически изрек я.
— Интуиции тоже нет доказательств, а ты в нее веришь.
— Существование интуиции подтверждается на каждом допросе.
— Есть доказательства и духа, Сережа. Возьми боль. Зачем природа придумала, чтобы боль, например, от укуса комара передавалась твоему сознанию?
— Чтобы я комара прихлопнул.
— Правильно. А боль, скажем, от клыков хищника, огня, удара?
— Чтобы бежал или защищался.
— Да, пожалуй… Сережа, а вот какой смысл передавать мозгу болевые сигналы, например, от раковой опухоли?
— Чтобы человек шел к врачу.
— Думаешь, природа предвидела поликлиники? Зачем природа безжалостно сверлит болью мозг, который не в силах помочь? Какой смысл мучить человека болью перед его кончиной?
— А какой? — вяло спросил я, не расположенный к серьезному разговору.
— Природа стучится к разуму и просит помощь. А это значит, Сережа, что человеческий разум создала не природа, а какая-то сила иная, духовная.
Я с интересом посмотрел на пятнышко, оставшееся от жировика. Неужели Смиритский прибег к этой духовной силе? Смущает только одно: почему люди, прикоснувшись к могучей силе, да еще духовной, непременно оборачивают ее в свою выгоду? Помню черноокую худющую обвиняемую с жгуче-непримиримым взглядом, которая обладала, говорят, силой присушивать парня к девушке и наоборот; шли к ней косяками, брала она за это пару обручальных колец, мужское и женское — при обыске я изъял, наверное, полведра этих драгоценностей.
— Лида, твою болевую теорию я опровергну с материалистических позиций… Молодые, как правило, не болеют. А дело в том, что природа не запрограммировала старость. И животные, и растения, дав потомство, должны погибнуть. Старость для природы неестественна. А коли дожил до старости, то мучайся от бессмысленной боли.
— Да? — удивилась она слегка обиженно. — Вчера кассирша обсчитала меня на рубль. Я все вижу, понимаю, знаю, а сказать не могу. Так и ушла. Чем это объяснить?
— Тем, что ты дурочка, — рассмеялся я, привлекая ее к себе.
— Сережа, ты ни во что не веришь, поэтому у тебя и жизнь тяжелая.
— Я верю в рай, в ад и в бога.
— С каких пор?
— Рай — это жизнь на земле. Ад — это недра, пучины и космос, куда уходит после смерти человек. Ну а бог — взирает.
7
Светленькая и легкая, как воздушная кукуруза, Веруша влетела в кабинет; летала она на своих бумагах, которые трепетали и завихрялись не хуже вертолетных винтов.
— Сергей Георгиевич, распишитесь.
— Уголовное дело?
— Материал для проверки.
— С каких это пор следователи проверяют материалы?
— Интересный, — успокоила она и пропала, унесенная теплым потоком от батареи.
Я открыл папку — не картонную, подобающую тому уголовного дела, а бумажную — и удивился: в папке ничего не было, если не считать газетной вырезки. Зато ее пересекала красная строчка, начертанная, по-моему, фломастером: «Рябинину С. Г. Прошу проверить на предмет возбуждения уголовного дела». Разумеется, Прокопов. Я сам напросился, критикуя Овечкину за худую проверку материалов.
Фельетон под названием «Странные визиты» был небольшим и, судя по краю вырезки, стоял где-то в нижнем уголочке, перед телепрограммой и погодой. Я прочел…