Дьявольское семя

На скорости девяносто миль в час «Тандерберд» затрясся словно в лихорадке. Он гремел и грохотал, как если бы кто‑то встряхивал жестяное корыто с камнями. Руль прыгал под руками Алекса, а потом стал еще и прокручиваться вхолостую туда‑сюда.

Дойлу ничего не оставалось, как ослабить нажим на акселератор, хотя сейчас ему меньше всего этого хотелось.

Стрелка спидометра упала. На «85» машина восстановила плавность движения и вновь подчинилась водителю.

— Что‑то сломалось! — закричал Колин, пытаясь заглушить завывание ветра и рев двух соревнующихся двигателей.

— Нет! Скорее всего плохой участок дороги.

И хотя у Алекса теперь не осталось ни малейшего сомнения в том, что их поездка, мягко говоря, не удалась, он молил Господа послать им немного везения. Он хотел надеяться на то, что слова, сказанные им Колину, были правдой. Пусть это будет правдой. Пусть это будет не более чем небольшой участок шоссе с плохим покрытием, размытым дождем. Только это, ничего более серьезного. Боже, только бы с «Тандербердом» ничего не случилось. Только бы он не сломался. Нельзя, нельзя им здесь оказаться на мели: среди песка, солончаков, слишком далеко от возможной помощи, слишком близко от этого сумасшедшего.

Алекс попробовал нажать на газ.

Машина ускорила ход, девяносто миль в час…

И тут же ее вновь немилосердно затрясло. Будто скелет ее и плоть не были больше единым целым, они сталкивались, врезались друг в друга, отделялись, снова врезались — вот что ощущали Колин и Алекс. Но в этот раз Дойлу не удалось удержать руль, и он тут же почувствовал леденящее душу вибрирование педали газа. Итак, их предел — восемьдесят пять миль в час, в противном случае автомобиль развалится на части. Таким образом, им не обогнать «Шевроле».

Казалось, водитель фургона понял это одновременно с Алексом. Вновь загудел сигнал, и «Шевроле» обошел их, вырвался вперед, получив таким образом пространственное преимущество — шоссе.

— И что нам теперь делать? — спросил Колин.

— Подождем и посмотрим, что будет делать он.

Когда фургон был впереди них уже приблизительно ярдов на тысячу, он замедлил ход и стал придерживаться скорости восемьдесят пять миль в час, сохраняя преимущество в полмили.

Таким образом они проехали милю.

Зыбкие волнистые струи горячего воздуха поднимались вверх от перегретой поверхности асфальта и словно укутывали, обволакивали машины. По обеим сторонам дороги земля, выцветшая, потерявшая краски под жгучими лучами солнца, становилась все светлее, белее. Оживляли пейзаж лишь редкие уродливые группки борющегося за существование кустарника да черные острые обломки скал, выжженные и потрескавшиеся от шального пустынного ветра и жары.

Две мили.

Фургон держался впереди, словно издеваясь над Алексом.

Кондиционер на приборной доске выпускал в салон струи холодного, свежего, бодрящего воздуха, и все же внутри «Тандерберда» было слишком жарко. Алекс почувствовал, как на лбу выступили капли пота, а рубашка намокла и прилипла к спине.

Три мили.

— Может, мы остановимся? — сказал Колин.

— И повернем назад?

— Вполне возможно.

— Все равно он это заметит, — покачал головой Дойл, — и сразу же развернется. Будет вновь преследовать нас и вскоре опять окажется впереди.

— Так…

— Давай подождем. Посмотрим, что он будет делать, — повторил Дойл, изо всех сил стараясь скрыть звенящий в голосе страх. Он был уверен, что должен служить мальчику живым примером силы и стойкости. — Не хочешь взглянуть на карту и посмотреть, сколько миль до ближайшего населенного пункта?

Колин прекрасно понял, что означает этот вопрос. Он схватил карту и расстелил на коленях. Она закрыла его, как большое покрывало. Слегка скосив глаза за своими тяжелыми очками с толстыми стеклами, Колин нашел местонахождение отеля, откуда они ехали, прикинул расстояние и отметил ногтем точку на карте. Потом определил, где находится ближайший город, сверился с масштабом в нужном углу карты и провел в уме некоторые вычисления.

— Ну? — спросил Дойл.

— Шестьдесят миль.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Понятно.

Это было чертовски далеко, слишком далеко.

Колин свернул карту и отложил ее в сторону. Он сидел неподвижно, как каменное изваяние, не отрывая взгляда от «Шевроле».

Дальше шоссе взбиралось на небольшой склон и ныряло вниз, в широкую солончаковую долину. Оно было похоже на линию, проведенную тушью по чистому белому листу писчей бумаги. Дорога была пуста. Насколько хватал глаз, на протяжении многих миль по шоссе не двигалась ни одна машина.

Это полнейшее одиночество на дороге было как раз на руку водителю фургона. Он резко затормозил и бросил свой «Шевроле» вправо к обочине, а затем по кругу влево, совершив большой виток. Фургон остановился, замер поперек дороги, заблокировав большую часть обеих полос движения.

Дойл резко надавил на педаль тормоза, а потом понял, что нет никаких шансов замедлить ход или сразу остановиться на такой скорости и при таком расстоянии. Поэтому он вновь переставил ногу на акселератор.

— Поехали!