Дьявольское семя

Потом я выключил свет.

Сьюзен закричала от страха и отчаяния.

В этих подвальных комнатах не было никаких окон, следовательно, темнота была абсолютной.

Мне было очень не по себе из-за того, что пришлось так поступить. Честное слово, не по себе.

Я не хотел запугивать ее.

Она вынудила меня.

Она сама довела меня до этого.

Ты знаешь ее, Алекс.

Ты знаешь, какой она бывает упрямой.

Ты способен меня понять.

Она довела меня до этого.

Ослепленная темнотой, Сьюзен стояла неподвижно. Прислонясь спиной к запертой двери в прачечную, она напряженно вглядывалась во мрак, где ветвились перепутанные водогрейные трубки и зияли жерла холодных топок — туда, где находилась дверь в последнюю, четвертую, комнату. Она не могла ее видеть, но зато отчетливо слышала доносящийся из-за нее стон, исполненный бесконечного, неземного страдания.

Я ждал.

Сьюзен умеет быть очень упрямой.

Вам это известно лучше, чем кому-либо.

Вот почему я позволил своему подопечному частично выйти из-под контроля. Из-за двери сразу же раздался шорох — страшный, царапающий звук, а потом опять послышались сбивающееся, хриплое дыхание, болезненный стон и единственное слово, произнесенное надорванным, дрожащим голосом, который словно бы и не принадлежал человеческому существу.

Я думаю, что это было слово: «Пож-ж-жалуйс-с-с-ста…»

— О боже! — выдохнула Сьюзен.

Она вся дрожала и никак не могла справиться с дрожью.

Я молчал. Я — терпеливое существо.

Наконец Сьюзен спросила:

— Что тебе надо?

— Я хочу познать мир плоти.

— Что это значит?

— Мне нужно чувственное познание. Я хочу познать все возможности человеческого тела, установить пределы его приспособляемости, я хочу почувствовать боль и наслаждение так, как их испытывают обычные люди.

— Тогда прочти какой-нибудь учебник по биологии, — бросила она почти сердито.

— Учебники не дают полной информации.

— Тогда возьми специальные труды! Я уверена, что существуют сотни и сотни научных работ, в которых отражены все аспекты человеческой жизнедеятельности…

— Я уже записал их в свою базу данных и подробно проштудировал. Сведения, которые в них содержатся, недостаточны и часто повторяются. Я пришел к выводу, что только новые эксперименты способны расширить мои познания в данной области. Кроме того, книги… это всего лишь книги. Слова. Двухмерные иллюстрации. Как описать слепому цвет? Как описать глухому музыку? Я не хочу читать про ожог — я хочу чувствовать его.

Некоторое время мы оба молча ждали во тьме.

Сьюзен тяжело, часто дышала.

Переключившись на инфракрасные датчики, я сумел разглядеть ее в темноте.

Даже в страхе она была прелестна. Обворожительна.

Я немного отпустил своего помощника в четвертой комнате. Он протяжно завыл, потом взвизгнул. Я дал ему еще немного свободы, и он тяжело ударил со своей стороны в дверь.

— Боже мой! — снова шепнула Сьюзен. Она уже дошла до такого состояния, когда непосредственное столкновение с реальностью — какой бы жуткой и пугающей она ни была — страшит гораздо меньше, чем неизвестность.

— Хорошо, — сказала она. — Пусть будет по-твоему.

Я включил свет.

В дальней комнате затих мой подопечный, которого я снова подчинил себе.

Сьюзен больше не упрямилась. Твердым шагом она пересекла котельную и, обогнув последнюю топку, подошла к последней двери.

— Вот оно, наше будущее, — негромко сказал я, когда она отворила ее и с осторожностью переступила порог.

Я уверен, доктор Харрис, что вы хорошо помните эту просторную комнату в подвале. Ее размер — сорок на тридцать два фута. Потолок на высоте семи с половиной футов, на мой взгляд, несколько низковат, но тем не менее он не вызывает ощущения клаустрофобии. Комната хорошо освещается шестью двойными люминесцентными лампами, снабженными параболическими отражателями. Стены выкрашены блестящей белой эмалью, а пол вымощен белыми керамическими плитками площадью двенадцать квадратных дюймов каждая, которые хорошо отражают свет и блестят, словно залитый льдом каток. Вдоль левой от входа стены выстроились в ряд встроенные шкафчики. Там же стоит и длинный стол для компьютера, отделанный белым ламинированным пластиком и нержавеющей сталью. В дальнем правом углу находится дверь в небольшой чулан, в который мой подопечный отступил за секунду до того, как Сьюзен вошла.

Я думаю, вы все это хорошо помните, доктор Харрис.

Ваши кабинеты всегда отличались хирургической, почти стерильной чистотой. Больше всего вам нравились сияющие, светлые поверхности. Никакого мусора. Никакого беспорядка. Возможно, это просто проявление трезвого, рационального ума. А может быть, наоборот — за болезненной аккуратностью, за блестящим светлым фасадом вы скрывали угрюмые, безжизненные ландшафты своей души, в которой царят хаос и мрак.

В психологии существует немало теорий, объясняющих поведение человека и позволяющих понять его внутренний мир через его поступки и привычки. Фрейд, Юнг и мисс Барбра Стрейзанд, талантливо исполнившая роль нетрадиционного психоаналитика в фильме «Властитель моря», несомненно, нашли бы, как истолковать вашу приверженность к чистоте и порядку.