Дьявольское семя

Пока Колин раздумывал, кто же этот человек в фургоне, Алекс Дойл смотрел вперед, на дорогу, но мыслями был уже в Сан‑Франциско. Для него этот холмистый город был не просто точкой на карте. Для него он был синонимом будущего и олицетворял все, что человеку надо в этой жизни. Там его ждала новая работа в одном из рекламных агентств, которое поддерживало молодых талантливых художников. Там был и новый дом рядом с Линкольн‑парком: три спальни, захватывающий вид на пост Золотые Ворота и пальма у крыльца. И конечно же, там была Куртни. Без нее ни дом, ни работа ровным счетом ничего не значили. С Куртни они познакомились в Филадельфии, полюбили друг друга, там же и поженились. Ее брат Колин был самым почетным гостем на свадьбе, машинистка из департамента юстиции — необходимым по закону совершеннолетним свидетелем.

После этого Колина отправили к тетушке Алекса в Бостон, а молодожены провели свой медовый месяц в Сан‑Франциско. Там Алекс встретился со своим работодателем, с которым до этого общался лишь по телефону. Там же они с Куртни подыскали дом, в котором теперь будут жить вместе. В Сан‑Франциско будущее казалось гораздо более многообещающим и определенным, чем в Филадельфии. Теперь Сан‑Франциско — это их будущее. Мысли о Куртни неизменно переплетались в его сознании с мыслями об этом городе. Куртни ассоциировалась у него с Сан‑Франциско, а Сан‑Франциско — с будущим. Она была обожаемой, интригующей, даже несколько экзотичной. Прямо как Сан‑Франциско. И сейчас, когда он думал о Куртни, перед ним возникали картинки то голубого залива, то улиц, бегущих с пригорка на пригорок.

— Он все еще следует за нами, — Колин прервал его мысли.

— По крайней мере, он пока не пытался столкнуть нас в кювет, — сказал Алекс.

— Он и не будет.

— Да? — удивился Алекс.

— Он лишь следит за нами. Он из разведслужб.

— Из ФБР?

— Думаю, да, — сказал Колин, покусывая губу.

— Что же ему от нас надо?

— Наверное, он нас с кем‑нибудь спутал. С какими‑нибудь радикалами. Он увидел наши длинные волосы и подумал, что это они.

— Да, видимо, наши шпионы не намного умнее русских. Как ты думаешь? — поинтересовался Алекс.

Лицо Дойла расплылось в улыбке. Он улыбался потому что сейчас ему было чертовски хорошо и потому что он знал, что улыбка идет ему. За все тридцать лет ему никто ни разу не делал комплиментов. Несмотря на то что на четверть он был ирландцем, с его волевым подбородком и романским носом он бы скорее сошел за итальянца. Как‑то месяца через три после их встречи, когда они уже спали вместе, Куртни призналась ему: «Дойл, не могу сказать, что ты красив, но ты очень, очень привлекателен. И когда ты говоришь, что я неотразима, мне бы хотелось сказать тебе то же самое. Но я не могу лгать. Однако твоя улыбка… Сейчас она просто великолепна. Когда ты улыбаешься, ты даже чем‑то похож на Дастина Хофмана». К тому времени они уже были слишком честны друг с другом, чтобы он обиделся. Такое сравнение даже польстило ему: «Дастин Хофман? Ты уверена?» Она посмотрела на него оценивающе, взяла за подбородок, повернула его голову туда‑сюда, как бы пытаясь получше разглядеть при слабом свете ночника. А потом сказала:

— Когда ты улыбаешься, ты просто вылитый Хофман, ну, когда он пытается выглядеть побезобразней.

Он аж рот открыл от изумления:

— Ну и ну, когда он пытается выглядеть побезобразней?

Она попыталась исправить свою ошибку:

— Ну, Хофман не может выглядеть безобразно, даже когда пытается. Ты похож на Хофмана, но… только не такой… красивый, как он.

Он смотрел, как она пытается выбраться из этой ямы, которую сама же себе и вырыла. И он, сам не зная почему, вдруг стал смеяться. Через секунду они уже оба хохотали, как дети. Своим хохотом они еще сильнее заводили друг друга, и скоро им обоим стало нехорошо от смеха. Эта ночь была одна из самых бурных ночей, проведенных вместе. Никогда им еще не было так хорошо. С тех пор Дойл старался как можно больше улыбаться.

Плакат на правой стороне дороги гласил, что они выезжают на скоростное шоссе.

— Оставь ты своего фэбээровца в покое, — сказал Алекс, — дай ему спокойно попреследовать нас. Начинается шоссе, так что пристегни ремень.

— Сейчас, минутку, — попросил Колин.

— Нет, — настаивал Алекс, — сейчас же пристегни ремень. И будь так добр, вторую лямку тоже.

Колин всегда считал унизительным, когда его заставляли пристегиваться обоими ремнями.

— Ну, полминутки, — взмолился мальчик, еще сильнее перегнувшись через переднее сиденье.

— Колин…

Наконец тот развернулся и нормально уселся на сиденье.

— Я только хотел посмотреть, поедет ли он за нами на шоссе. Поехал.

— Естественно, поехал, — сказал Алекс, — агенты ФБР не ограничены пределами города. Он может ехать за нами повсюду.

— По всей стране?

— Конечно. Почему бы и нет.

Колин откинул голову на подголовник и расхохотался.

— Вот смеху‑то будет, когда он проедет через всю страну и только тогда обнаружит, что преследовал совсем не радикалов.

Выехав на шоссе, Алекс надавил на газ, и они направились на запад.

— Ты когда-нибудь пристегнешь ремень? — все не унимался Алекс.