Дьявольское семя

— Остаток дня мы будем ехать по второстепенным дорогам, — решил Алекс, — и пусть, если хочет, охотится за нами на семидесятом шоссе.

И в первый раз за долгое время Алекс нажал на тормоз, замедлил ход «Тандерберда» и выехал прямо на пятьдесят первое шоссе.

5

От Декейтера они ехали по второстепенному тридцать шестому шоссе на запад до границы штата, по нему же въехали в Миссури. Ландшафт становился с каждым часом все более равнинным, а пресловутые прерии оказались монотонным и скучным зрелищем. Сразу после полудня Алекс и Колин съели ленч в опрятном чистеньком кафе со снежно‑белыми стенами и тронулись дальше. После того как они миновали поворот на Джэксонвилл, Колин спросил:

— Что ты об этом думаешь?

— О чем?

— О человеке в «Шевроле».

Яркое солнце Дикого Запада било в глаза и заливало лобовое стекло.

— Ну и что этот тип? — не понял Дойл.

— Кто он такой, по‑твоему?

— Он что, разве не из ФБР?

— Ах, это была всего лишь игра.

В первый раз за все время поездки Алекс понял, насколько этот вездесущий фургон поразил воображение Колина, как сильно растревожил. Если он забыл про свои игры, то, должно быть, очень сильно обеспокоен. Что ж, Колин вполне заслуживал честного, прямого ответа.

— Кем бы он ни был, он опасен, — сказал Дойл, устраиваясь поудобнее на своем водительском сиденье.

— Он — кто‑то, кого мы знаем?

— Нет. Я думаю, он совершенно чужой человек.

— Зачем он тогда преследует нас?

— Потому что ему необходимо кого‑нибудь преследовать.

— Это не ответ.

Дойл подумал о той особенной атмосфере, царившей на протяжении последнего десятка лет в этой стране, которая, собственно, и вырастила подобных безумцев. Тогда страна очень напоминала скороварку, в которой общество было доведено до точки кипения и едва уже не начало испаряться. Алекс подумал о таких людях, как Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Чарльз Уитмен, Артур Бремер… И хотя у Уитмена, убившего более десятка ни в чем не повинных людей, кажется, была опухоль мозга, недиагностированная и ранее неизвестная медицине, остальные не страдали физическими или психическими недугами, а также не смогли дать сколько‑нибудь вразумительное объяснение кровавым, чудовищным преступлениям, совершенным ими. Пожалуй что, бойня, узаконенная правительством, которое смаковало «отчеты о потерях в живой силе» из Вьетнама, — эта бойня сама по себе и есть причина и объяснение всего происходящего. Помимо этого, был еще десяток других имен, которые Алекс не мог припомнить, имен людей, убивающих просто так, по своей прихоти, а не для того, чтобы обрести бессмертие. Дошло до того, что начиная с 1963 года маньяк‑безумец должен был быть либо достаточно сообразительным, чтобы в качестве жертв выбирать знаменитостей, либо достаточно безжалостным и жестоким, чтобы убить больше десятка людей, прежде чем его запомнят. Убийства, убийства на видео, по телевизору, ночные репортажи о кровавой войне — все это притупило чувствительность американцев. Единичный импульс, порыв к убийству стал слишком обычным явлением, которое вообще перестали замечать.

Дойл попытался передать эти мысли Колину, иногда облекая их в достаточно резкую форму — когда другими словами выразить мысль было никак нельзя.

— Думаешь, он ненормальный? — спросил мальчик.

— Возможно. На самом деле пока он ничего такого не сделал. Но если мы будем продолжать следовать по нашему маршруту, оставаться на сквозном шоссе и позволять ему преследовать нас, давая таким образом время и массу возможностей, шансов… Кто знает, что ему взбредет в голову и на что он способен?

— Похоже на пара… парано…

— Паранойю?

— Вот‑вот, именно так, — подтвердил Колин, кивая головой.

— За эти дни мы и сами станем слегка ненормальными, — сказал Дойл. — И все же это лучше, чем погибнуть.

— Думаешь, он снова найдет нас?

— Нет.

Дойл слегка зажмурился, когда солнце особенно ярко блеснуло на лобовом стекле.

— Он будет ехать по главному шоссе, пытаясь изо всех сил догнать нас опять.

— И рано или поздно поймет, что мы оторвались.

— Да, но он никогда не узнает, где и когда, — ответил Алекс, — кроме того, он не может знать точно, куда мы направляемся.

— А что, если он найдет себе другой объект погони? — спросил Колин. — Ведь если он повис у нас на хвосте только потому, что мы случайно вместе и по одной дороге тронулись на запад, что помешает ему выбрать другую жертву, когда станет ясно, что мы ускользнули от него?

— Ну и что дальше? — спросил Дойл.

— Может, нам следует обратиться в полицию и заявить об этом?

— Прежде чем кого‑то обвинять, у тебя должны быть доказательства, — ответил Дойл, — и даже если бы у нас было в распоряжении неопровержимое доказательство, что человек в «Шевроле» намеревался напасть на нас, мы все равно ничего не смогли бы сделать. Мы не знаем, кого обвинять. Не знаем ничего: ни его имени, ни цели поездки, — кроме того, что он едет вместе с нами на запад, ничего такого, за что полицейские могли бы ухватиться.

И он взглянул сначала на Колина, а потом назад, на черную полосу шоссе.

— Так что все, что мы можем сделать, — это поблагодарить небеса за то, что избавились от него.

— Да уж, я думаю!