Дьявольское воскрешение

До жути знакомая рожа с самого начала судебного процесса не дает мне покоя. Очкастый кажется очень знакомым. Но где мы пересекались, не помню. В моей жизни было сотни тысяч лиц, возможно, причина в этом. А, может, мы тесно общались когда-то, но из-за диссоциативной амнезии я забыл.

– Да, Демиен. – Отвечает стальной голос.

Полгода назад мне вынесли приговор, объявили шесть месяцев тюремного заключения. Как я и ожидал, этим все не ограничится. Дэйсон Каррас не может вот так просто позволить мне выйти на волю.

Скажу больше, я уверен, что отцу не составило труда подкупить суд. На протяжении нескольких часов знакомая рожа не сводит с меня глаз. Понимаю, это часть его работы – обращать на меня внимание. Но уж точно не стоит играть надзирателя, как это делает пожилой мужчина. Дальше железных прутьев я никуда не убегу. Сжимаю челюсти и стараюсь не обращать на мудака внимания.

Хладнокровие – все, чем я озабочен в этих стенах.

Алекс. Я всегда подозревал, что отношения отца с моим братом куда более, чем просто натянутые. Как и любой подросток, Алекс бунтовал, сбегал из дома, делал что-то наперекор родителям. Но однажды я стал свидетелем одной «картины», из-за которой закрались сомнения в нормальности взаимоотношений ролевой модели отцы и сына, отца и моего брата – Алекса Карраса.

– Папа, пусти меня! – слышится рев Алекса на весь дом.

В ушах стоит истошный крик брата, доносящийся с первого этажа. Я замираю посреди комнаты. Меня охватывает ужас, потому что ничего подобного в нашей семье никогда не происходило. Сегодня я пропустил занятия в школе, и понятия не имею, знали ли отец и старший брат, что в доме не одни.

План по разведке ситуации так и не приходит в голову. Но сидеть на месте, пока что-то происходит между моими родными, это верх трусости. Я решаю хоть как-то действовать. На цыпочках пробираюсь к лестнице, ведущей на первый этаж, и прячусь за одной из колон. Мне страшно. Но Алексу наверняка еще хуже. Я не рискую сразу показаться отцу, поскольку впервые вижу его таким взбешенным. Трусость ли это, когда тебе целых двенадцать? Почти пятнадцатилетний брат определенно сказал бы «да».

– Папа, мне больно. Пожалуйста, пусти меня. – Молит Алекс в то время, как отец зверски сверлит его глазами.

Справа слышатся шорохи, на крики прибегает Ольфина – женщина, которая каждое утро, день и вечер готовит для всей нашей семьи. Лучше всего у нее удается лимонный кекс, однако кулинарные способности не приходят ей на выручку. Отец в грубой форме кидает ей, чтобы та скрылась с глаз долой. В силу своего возраста я смекаю, что он не хочет, чтобы Ольфина стала свидетелем семейной драмы. Мало ли, кому она может рассказать о разладе.

Я воедино связываю нити происходящего в прошлом и вспоминаю, что через пару дней после ссоры брата и отца женщина покидала наш дом в слезах, а после… Она и вовсе не возвращалась. Совпадение? Я тоже так не думаю.

– Сколько раз тебе повторять одно и тоже? Ты не можешь делать то, что тебе вздумается! Ты не можешь быть связан с нашими врагами!

– Но Алика… Мы просто дружим.

Старший брат хватается за голову от бессилия. Наш отец – упертый баран, не принимающий никакую правду, кроме своей.