Диббук с Градоначальницкой

Петренко потерял дар речи, когда Сосновский положил белый камень на его вдруг задрожавшую ладонь. Этот камень как две капли воды напоминал тот, что лежал у него в кармане, – в картонной коробочке, завернутый в красную фланельку! Даже по форме эти два камня были абсолютно идентичны! Одна грань выпуклая, другая – срезанная ровно. На плоской стороне – засохшие остатки прозрачного клея, точно в таком же количестве, как и на камне Петренко.

– Ну как, ничего не напоминает? – слово в слово нетерпеливо повторил Сосновский.

Вместо ответа Петренко достал коробочку, вынул камень и положил на ладонь рядом с первым. Даже невооруженным взглядом было понятно, что два этих камня были абсолютно идентичны.

– Так я и думал, – нахмурился Владимир. – Плохо. Ох и не повезло тебе… Честно скажу, это была логическая загадка. Но она сработала.

– Не хочешь объяснить? – нахмурился Петренко.

– Объясню, конечно, – пожал плечами Сосновский. – Для этого я и пришел. Но объяснение тебе очень не понравится!

– Да не тяни ты кота за хвост! – рявкнул Петренко, расстроенный этим новым обстоятельством в и без того паршивом деле.

– Коту это нравится, – ехидно улыбнулся Владимир. – А где труп Светулика?

– Кого?… – опешил Петренко.

– Светулика. Так эту девицу звали в публичном доме мадам Зои, в котором она работала, – ответил Сосновский.

– Ты ходишь по публичным домам? – хмыкнул Петренко.

– Ты меня за кого принимаешь? Я тебе шо, дешевый трехкопеечный фраер, или как? – хохотнул друг в ответ и вдруг стал совершенно серьезным. – Никогда в жизни не ходил и ходить не буду. Но ты забываешь мои связи в криминальном мире! Я много кого знаю среди одесских бандитов. Был лично знаком с самим…

– …Михаилом Японцем, – быстро перебил его Петренко, – да ладно, знаю! Ты мне все уши прожужжал. Только вот Япончик твой давно мертв. А в криминале сейчас правят другие.

– Ну, не такие уж другие, если портовая марвихерша Рыжая Зайка, любовница одного из крутых бандитов Гришки Клюва, покойного давно, царствие ему небесное, переквалифицировалась в хозяйку борделя для большевиков под именем мадам Зоя. То есть товарищ Зоя, миль пардон… – ехидно ответил Володя.

– Ох, Сосновский, договоришься, мать твою!.. – в сердцах вспылил Петренко. – И меня за собой потянешь.

– До цугундера? – прищурился Сосновский. – Не потяну. Но если вдруг что – и там люди выживают. Да и меня этим не испугаешь. Я там уже был.

– А я не хочу! Откуда ты только взялся на мою голову? – всплеснул руками Петренко, вдруг спохватившись, что этот странный и даже страшный разговор может слышать какой-то из все еще находящихся в комнате милиционеров.

– Из ада! – продолжал ерничать Володя, явно наслаждаясь произведенным эффектом и ничуть не опасаясь чужих ушей.

Как ни странно, но это немного успокоило Петренко, вдруг сообразившего, что появление ушлого репортера Сосновского для него очень хороший шанс сдвинуть явно глухое дело с мертвой точки, а если уж совсем повезет, и закрыть его скорей, да еще и отличившись перед начальством.

– Ладно, – вздохнул Петренко, – мы потом с тобой обо всем поговорим, как выберемся отсюда. Потом. А пока…

– А пока мы с тобой в этом деле вместе, – серьезно добавил Владимир Сосновский.

На это Петренко нечего было возразить. Да и некогда, потому что снова выдвинулся из коридора милиционер и произнес:

– Доставили! Хозяйку доставили!

– Где нашли? – нахмурился Петренко.

– Вот ее домашний адрес, – милиционер протянул листок бумаги, – дворничиха написала.

– Южная улица… Здесь поблизости. Так, вдова… 56 лет… Живет на пенсию по супругу, убитому на фронтах гражданской войны… – Петренко бросил листок бумаги на стол, – все понятно. И одновременно сдает эти трущобы всяким проституткам. Прохиндейка, – обернувшись к Сосновскому, пояснил: – Тетка эта с Южной – хозяйка берлоги. Сдавала внаем эту конуру и по коридору еще несколько.

– Я знаю, – пожал плечами Володя. – Откуда у Светуликов и им подобным комнаты в Одессе? Снимали, конечно. Сельские мотыльки, слетевшиеся на жаркий городской огонь.

Милиционер ввел в комнату толстую говорливую бабку в цветастом платке, от которой очень сильно несло кислой капустой.

– Ой шо коется, люди добрые… Ой беда, лишенько… – заголосила она.

– Молчать, – глухо и страшно скомандовал Петренко, и Володя Сосновский, достаточно мягкий человек, вскинул на своего друга удивленные глаза.

– Комнаты сдаешь? Незаконно? А разрешение есть? – нахмурился Петренко.

– Так от покойного супруга комната получена… Сама проживаю по месту жительства дочери… – перепугалась тетка.

– С тобой еще компетентные органы разберутся обязательно, вот увидишь, – пригрозил Петренко, не меняя тона, – а пока ты нам расскажешь, как давно эту комнату сдаешь.

– Две комнаты, с перегородкой, – поправила хозяйка квартиры, испуг которой уже прошел.

– Это мне без разницы, – хмыкнул следователь, – рассказывай.

– Дык год уже… Жиличке сдаю.

– Жиличку хорошо знаешь?

– Ну шо знаю… Платила исправно. Тихая. Соседи на нее не жаловались, ни боже мой.

– Мужиков водила?

– Ну откуда мне знать-то? Я здесь не живу. Молодая. Дык как же ж без этого?