Дичь для товарищей по охоте

— Прекрасная незнакомка, кажется мне, я вас узнаю — к ней приблизился высокий мужчина в военном мундире.

— А вовсе это и не я — кокетливо отмахнулась Зинаида Григорьевна. — Вы тоже ошиблись, друг мой.

Мужчина наклонился к ее ушку так близко, что Зинаида почувствовала легкое прикосновение усов:

— Вы, Зинаида Григорьевна, давеча на вернисаже блистали Я вчера заезжал к вам, розы передал, но мне сказали, что вас будто нет дома. Это правда была или — вежливый отказ?

— Правда, правда, любезнейший Алексей Алексеевич — повернула она голову, взглянув офицеру прямо в глаза. — А вежливый отказ еще впереди — залились озорным смехом.

— Я надеюсь, что хотя бы вальс вы не откажетесь станцевать со мной? — офицер щелкнул каблуками и кивком головы пригласил Зинаиду. Та протянула руку.

Головокружительная музыка накрыла их праздничным плащом…

* * *

Савва в раздумье стоял возле инкрустированного перламутром столика, на котором были расставлены шахматные фигуры. В редкие свободные часы он любил поиграть с хорошим, непременно сильным противником. У достойного — интереснее выигрывать, хоть в шахматы, хоть в деле. В доме было тихо, дети спали, Зина уехала куда-то и еще не вернулась. Савва сделал ход и перешел на другую сторону. Сегодня он играл один. Сам с собой. Савва — белый, Савва — черный. Делая ход белыми фигурами и, переходя к черным, он уже знал планы «противника» и старался сломать их. Потом — наоборот. «Так-так-так…» — приговаривал он, глядя на доску и обдумывая неожиданный ответ на уже известные замыслы.

— Сам с собой борешься? — неожиданно услышал он голос жены, которая тихо вошла в столовую и встала за спиной.

— Приехала? — Савва сделал очередной ход.

— Нет, я еще на маскераде. — Зинаида прошла к камину и села в кресло.

— Весело было? — равнодушно спросил Савва, не отрывая взгляд от доски.

— Весело Очень! — с вызовом ответила она. — Представь, меня все узнавали. Говорили, что не узнать невозможно, даже под маской.

— Это они точно подметили, — Савва покосился на красное платье.

Зинаида расстегнула верхнюю пуговицу и откинулась в кресле.

— Забыла сказать. Давеча Чехов звонил. Он в Москве. Завтра обещал заехать.

— Завтра? — нахмурившись, переспросил Савва.

— У вас иные планы, Савва Тимофеевич? — ехидно поинтересовалась она.

Савва отошел от шахматного столика и, взяв кочергу, принялся ворошить тлеющие угли в камине.

— Может, дров подбросишь? — спросила Зинаида.

— Пусть эти догорят, — равнодушно ответил он.

— Так что, не хочешь видеть Чехова, что ли?

— Почему не хочу? Хочу — Он положил кочергу и подошел к окну. Снегопад занавесил окна белой вуалью, сквозь которую в мутной дымке проглядывали контуры деревьев в парке.

— Самые тяжелые люди для меня те, которые не знают, чего хотят.

— Это Чехов-то не знает? — удивленно подняла брови Зинаида. — Ты, часом, не болен, друг мой?

— Не знает, — упрямо повторил Савва, — и все потому, что устал от жизни. Посмотри на его героев. Не всякому под силу, как они — жить так, будто и не живешь вовсе. Я, Зина, к Чехову с нежностью отношусь, ты знаешь, но уж — что не нравится, то не нравится. Лукавить не намерен. С одной стороны — приятный собеседник, милый человек. С другой — этакий эстетический страдалец. Хотя, по-своему, мне его очень жаль. Старый, уставший, больной. Вон, на ту же Ольгу Леонардовну глянь. Так и пышет молодостью и здоровьем, а это еще более подчеркивает его состояние. Помнишь, когда они к нам втроем приезжали с Немировичем? Она с Владимиром Ивановичем кокетничала что было сил, а Чехов наблюдал. Словно и не муж ей, а так, зритель потусторонний. Будто он здесь и будто уже не здесь. Тяжело ей с ним.

— Что же поделаешь? Супружество — редко когда порхание от цветка к цветку. Нам, женам, порой так тяжко, что в страшном сне не приснится — вздохнула Зинаида. — Да еще если всякая…

Савва молча направился к двери и, взявшись за ручку, обернулся.

— Не надоело тебе?

Зинаида пожала плечами, поднялась с кресла и подошла к шахматному столику, делая вид, что заинтересовалась диспозицией.

— Кстати — продолжил Морозов. — Ты чего народ веселишь? Присылаешь всяких бездельников в театр с глупыми пьесками, требуешь включить в репертуар. По какому такому праву?

— Уходишь уже? — поинтересовалась Зинаида, не глядя на мужа.

— Спать пойду, — Савва подправил картину, висящую у двери. — Ночь уж на дворе.

— А как же это? — Зинаида указала взглядом на шахматы. — Ты ж не закончил.

— Уже закончил, — буркнул Савва.

— И как? — Зинаида неопределенно повела рукой, показывая на фигуры.

— Выиграл. В моей игре всегда я выигрываю! — Морозов стремительно вышел, не закрыв за собой дверь.

— Кабы и в жизни так — только самому с собой играть — тихо сказала Зинаида и со злостью смахнула шахматы на пол.

Черная королева подкатилась к ее ноге…

* * *

«Ах, Константин Сергеевич, неужели Вы не поняли, что я в отчаянии, что не могу помочь очень близкому и дорогому мне человеку».

Савва отложил в сторону исписанный лист бумаги и обернулся к Андреевой.