Дичь для товарищей по охоте

Все зашумели и повставали с мест:

— Да что он себе позволяет?… Но он же по уставу главный пайщик и председатель… Купчишка!.. Нельзя не учитывать его мнение… Подумаешь — деньги… — доносились до Марии Федоровны обрывки фраз. Она вдруг почувствовала пульсирующую боль в голове. Зажала виски пальцами, но боль не проходила. Посмотрела на растерянного Станиславского, вспомнив его слова, сказанные Морозову совсем недавно, во время открытия нового здания театра: «Привнесенный вами труд мне представляется подвигом, а изящное здание, выросшее на развалинах притона, кажется мне сбывшимся наяву сном».

«А разве уход Морозова не сон, сбывшийся наяву к радости некоторых? Не понимают, что рубят сук, на котором сидят, — думала Мария Федоровна, задыхаясь от внезапно нахлынувшего чувства отчуждения от еще недавно близких людей. — Зачем Савва ушел? А как же я? Что со мной?»

— Мария Федоровна! А ведь все это — ваша вина! — услышала она голос Книппер. — Ведь это под вашим влиянием они почти уже не здороваются друг с другом!

— Может, вы и правы! — тихо сказала Андреева. — Только совестно должно быть так разговаривать с человеком, без которого и театра-то бы не было!

В комнате на мгновение повисла гнетущая тишина…

После долгих споров Книппер, наконец, заявила:

— Я поеду к Владимиру Ивановичу и, если вы все считаете нужным, к Морозову, чтобы уладить это дело. Извинюсь перед Саввой. Но он уже давно ведет себя по отношению к Владимиру Ивановичу так, будто находит его лишним для дела. — Сказав это, бросила на Андрееву раздраженный взгляд.

Все закончились общей поездкой к Немировичу и Морозову. Книппер извинилась перед Саввой, однако, выйдя от него, раздраженно произнесла: «И очень хорошо, что осадили Морозова, пока он не усилил свой тон!»

«Удивительная женщина, эта Книппер! В любой ситуации, хоть на словах, но победитель! А я?» — грустно подумала тогда Мария Федоровна, направляясь домой.

Дома ее ждало письмо:

«Сильное впечатление производит Ваша игра. Вы дорогой ценой своего здоровья, своей жизнью служите делу, которому отдались. Нет у меня цветов украсить окружающее Вас, нет у меня лавров увенчать Вас… но есть у меня сердечное тепло, его шлю Вам. Человеческое сочувствие, оно не вянет и исчезает только с жизнью. Художник Н. Касаткин».

Андреева дважды прочитала письмо, аккуратно убрала его в ящик стола, подошла к зеркалу и улыбнулась сама себе: «Ну, вот как славно! А то, было, совсем расклеилась…»

* * *

Савва сидел у камина, курил и смотрел на огонь. Настроение было скверным. После собрания он старался вести себя с Немировичем ровно, но это давалось с трудом. Было видно, что и Немирович едва сдерживает себя. А Маша подлила масла в огонь, рассказав о письме Немировича к Чехову, о котором сама узнала от Книппер: «Антон Палыч получил от Немировича письмо и был крайне огорчен, — сообщила та в перерыве репетиции. — Немирович жалуется Чехову, и я его прекрасно понимаю, что „морозовщина“ за кулисами портит нервы, но надо терпеть. Во всяком театре кто-нибудь должен портить нервы. В казенных — чиновники, министр, здесь — Морозов. Последнего легче обезвредить. В общем, хочешь мира — готовься к войне!» — с нежной улыбкой заявила она Марии Федоровне явно для передачи Морозову.

«Война вместо хорошего общего дела!» — с горечью думал Савва.

Он видел — театр стал иным. Разлад между руководителями был теперь излюбленной темой сплетен. Савва кожей ощущал скрытую неприязнь многих, прежде заискивавших перед ним людей. За его спиной рождались мелкие интриги, устраивались актерские посиделки, где Лужский пародировал его и, по словам неугомонной Книппер, «смешил адски».

Савва откинулся на спинку кресла, наблюдая как пламя жадно пожирает березовые поленья, которые, недовольно шипя и болезненно потрескивая, превращаются в животворное тепло.

«Вот так и люди, — размышлял он, — шипят и морщатся недовольно, когда приходится жертвовать собой ради других. А тех, кто способен на жертву не по принуждению, а по убеждению и зову сердца, считают сумасшедшими или фанатиками. Впрочем, Россия — жертвенная страна. В России всегда было много таких, готовых добровольно броситься в пламя — за идею и идеал. Но рядом всегда идут те, кто хочет лишь погреться у огня. Вот и Маша, похоже, работает на пожар, в котором ему самому отведена роль полена, хоть деньги на покупку спичек берутся у него самого. А он — дает, потому что ей надо. Самоубийственный бред», — помотал он головой.