Дидро

Его занимало не только небо, но и земля. В те же семидесятые годы он опубликовал несколько книг по теории общества и государства. Их можно счесть наиболее систематическим изложением социальной философии энциклопедистов.

«Здравая политика, — пишет Гольбах во введении к «Естественной политике», — не имеет в себе ничего таинственного и сверхъестественного. Из природы человек может вывести политическую систему, принципы которой столь же достоверны, как принципы других человеческих знаний». Народ может жить счастливо лишь тогда, когда его управление согласно с законами его природы».

Те же принципы материалистической социальной философии развиваются и в «Системе природы». «Природа, — говорится там, — дала человеку способность к ощущениям и любовь к самому себе. Из этих свойств человека вытекает его стремление к удовольствиям и его страх перед страданиями. Его образ мыслей определяется его способом бытия… Цель человека в занимаемой им сфере бытия — существовать и сделать свое существование счастливым… Страсти необходимы для существования человека. Но они подчинены в нем господству разума».

«Система природы, или О законах мира физического и духовного» вышла в свет в 1770-м. И какие же вокруг нее разгорелись баталии! Бушевали не только противники. Раскол произошел и внутри лагеря просветителей. Дидро написал к «Системе природы» заключительную главу, отметив в ней, за что он ценит произведения Гольбаха — разумеется, не разглашая его псевдонима и не открывая своего соавторства.

«Я предпочитаю ясную, свободную философию, как она изложена в «Системе природы» и еще более в «Здравом смысле»… Автор «Системы природы» не является атеистом на одной странице, деистом на другой, его философия монолитна…»

Половинчато отнесся к «Системе природы» Вольтер. Он принял то, что касалось критики христианства и церкви, но воинствующий атеизм книги его напугал и заставил отмежеваться от кружка Дидро и Гольбаха. Резко отрицательно отозвался о ней Руссо.

Некоторые просветители встретили появление этой книги настороженно, опасаясь, что она навлечет репрессии, губительные для всего движения. Повторялась история с трактатом Гельвеция «Об уме». В своих опасениях они оказались не так уж не правы. Другой вопрос: следовало ли из-за возможных репрессий отказываться от борьбы? В августе 1770 года, едва успев выйти, «Система природы» была сожжена по приговору парижского парламента.

Это не первый костер галантного XVIII века, на котором сжигают вольнодумные книги. Но чем ярче горят эти костры, тем дальше разносится пламя свободной мысли.

Хорошо еще, что автор «мятежного», как выразился прокурор Сегье, сочинения был ему и парламенту не известен. Иначе несдобровать бы этому автору!

Подробно изложив содержание «Системы природы» — он прочел ее внимательно и в совершенстве понял, — прокурор заявил, что «ее сочинитель превосходит своей дерзостью Эпикура, Спинозу и всех философов, точнее — всех атеистов прошлых веков, что в глазах этого святотатца вера — вредный предрассудок, лица, стоявшие во главе нации… узурпаторы, присвоившие себе пышный титул представителей бога только для того, чтобы безнаказанно распоряжаться страной». Оберегая трон и алтарь от посягательств этого разрушителя всякой веры, «страха божьего», прокурор призывал к «спасительной строгости» и прямому походу против дерзкой книги.

И поход начался. Более того, он еще не кончился и до сих пор. И сейчас «Система природы» значится в «Индексе запрещенных книг», куда ее внесли духовные власти сразу же после того, как она была осуждена и сожжена властью светской.

Выступили против нее уже знакомый нам враг энциклопедистов, доктор теологических наук иезуит Бертье, редактор «Журналь де Треву», и их «друг» «философ на троне» Фридрих II.

Но никакие репрессии, никакая контрпропаганда не помогли властям светским и духовным в их борьбе с революцией идей. А уж власти ли не старались!

Сожженная и проклятая «Система природы», подобно фениксу, возродилась из пепла.

Правительственный декрет 1759 года под страхом смертной казни запрещал «сочинять, печатать и издавать сочинения, направленные против религии, королевской власти и общественного спокойствия». Десять лет спустя снова предписывается «полное молчание относительно всего, что касается религии».

К счастью, законы эти не всегда применялись во всей строгости, и у просветителей в лагере их противников были влиятельные покровители, как наш старый знакомый, комиссар по делам печати или директор книжной торговли, Мальзерб.

И тем не менее у энциклопедистов были веские причины для самой строгой конспирации и до сожжения «Системы природы».