Диета старика

Андерсен мог бы рассказать о Хайдеггере, также как он рассказал мрачную сказку о Восточном ветре, Вольдемаре До и его четырех дочерях. Из глубины этой мрачности, как из черного яйца, могла бы вылупиться некоторая толика "светлой печали", чтобы окутать, "опушить" Хайдеггера навсегда. Но, к сожалению, Андерсен умер задолго до того, как Хайдеггер преобразовал "кроткий дух серьезности" в суровую (и не вполне достоверную) серьезность пребывания. Теперь разве что "Медгерменевтика" может говорить о Хайдеггере сентиментально - делать то, что должен был бы делать Андерсен. Году в 1989-ом мы написали бы, наверное, так:

От старухи Дубе, от Эйдунских холмов
Он бежал, весь дрожа, и шептал "Вещество".
У старухи Дубе в пизде живет сундучок:
В сундучке лед в снегу, лед в снегу, как одно существо.
Лед в снегу, лед в снегу, как сурок на ветру -
Замерзающий лед и снежок поутру.
Где бутлеггеры "Дуб" превратили в "Набату",
Шварценеггер и Хайдеггер замерзают на ветру.

Каждой из вещей, найденных Хайдеггером, можно без труда подобрать тот или иной адекват в сказках Андерсена: "башмаки" это "Ботинки счастья", которые способны осчастливить, лишь убивая. "Лампа" это "Старый фонарь", вокруг которого уже во времена Андерсена велась дискуссия относительно Lucet и (или) videtur, причем дискутирующими были такие конкуренты в деле свечения, как луна.гнилушка, светлячок и рыбья голова. Что же касается страшного леса во льду, то туда уходят все нити андерсеновских сюжетов, поскольку в центре этого леса царствует дыхание Снежной Королевы - не леденящее, а согревающее дыхание, помогающее человеку не страшиться и не избегать холода, как не избегает холода вещь. Снежная Королева и есть "старуха Дубе", постоянно "дающая дуба" и закаливающая своих прихожан, своих практикующих "докторов".

2 Одна находка и три потери

Люди зарождаются в зоне бессловесного, до слов, но затем разворачивают свое существование среди слов и с их помощью. Изделия живут в обратном времени. Они - последствия слов, слова стоят у их истока, но сами они бессловесны. Точнее, их "внутреннее", надо полагать, бессловесно, тогда каких "внешнее", их поверхности, напротив, гостеприимно распахнуты в сторону слов. На вещах пишут, вещи читают. В русском языке слово "вещь" имеет информационный привкус, оно родственно словам "вещать", "вещий", "извещение". Вещь извещает о себе как о вещи. И только потому она - вещь. Это извещение о себе есть, также, ценность. Поэтому слово "вещь" употребляется и как синоним ценности. Сказать о чем-либо "Это - вещь" означает сказать "Это - нечто стоящее" или же "Это - реально, то есть это стоит того, чтобы быть реальным". Слово "предмет" можно понимать как "до-знак", "пред-метка", то есть как материальный объект, который готов стать знаком. Приставка "пред" в данном случае означает готовность, приготовленность к тому, чтобы быть помеченным и помечать другое. Знак это всегда "после-вещь", след предмета, чья внутренняя материальность, чья "предма" сжата, редуцирована и поставлена на службу потребностям обозначения, означивания.

Поэтому знак всегда является найденным или присутствующим знаком, его нельзя потерять или упустить из виду - утраченный или незамеченный знак перестал быть знаком. Но вещь теряется, не переставая быть вещью. Даже наоборот - утраченное есть абсолютная ценность, а значит абсолютная вещь. Потерянная вещь становится окончательно вещью, также как и рай только после его утраты окончательно становится раем. В отсутствие вещи разворачивается ее извещение о себе, и главное в этом извещении - сообщение о ее ненадежности, о ее пассивности о ее "невладении собой".

Таким образом вещь определяется как Сокровище и Драгоценность. Сокровище это нечто, в максимальной степени организованное в соответствии с идеей "пассо", в соответствии с представлением о "пассивной" активности вещей. Сокровище "не владеет собой" настолько глубоко, что через это безволие, через эту пассивность оно приобретает власть над другими: оно призвано очаровывать, и это очарование почти механически становится "роком" очарованных. Миф о Женственности сыграл не последнюю роль в кристаллизации этого дискурса, в "кристаллизации этих кристаллов". Сокровище никогда не является только лишь знаком: его знаковость подавлена его избыточной вещностью. А поскольку оно все же обозначает - богатство, красоту, роскошь, власть - оно создает символ и инсигнию - те разбухшие и самозамкнутые варианты знака, в которых материал подчиняет себе сообщение. Сокровище значит много, даже больше, чем оно может "унести на себе", но все означаемое им в свою очередь означает его самого - Сокровище, сверхценность.