Таким повествованием является роман Жюль Верна "Вокруг света за 80 дней". Возможно, этот роман - единственное откровение, приоткрывающее перед нами тайну нашей посмертной судьбы. Во всяком случае, тайну первого периода после смерти - тайну сорокаднева или мытарств души. В этом смысле можно сказать, что Жюль Верну удалось создать современную версию "Книги мертвых". Фог ("Анимус", имеющий форму туманного сгустка) совершает путь вокруг земного шара. Путь занимает 80 дней. В пути он обретает свою женскую ипостась ("Анима", лэди из Индии). Если поделить 80 дней пополам (по половине на "Аниму" и "Анимуса"), то получим два сорокаднева. В пути им пытается помешать мистер Фикс - нечто вроде клея, угрожающего приостановить движение душ, "зафиксировать" их. Помогает же им в деле непрерывности движения слуга Паспарту, то есть паспорт, бюрократическая оформленность умерших, дающая право на бесчисленные въезды и выезды, на путь. Только удостоверившись на собственном опыте, что земля - шар, мы можем считать земную жизнь завершенной. Мы ведь собираемся подарить этому шару свое тело, влиться в шар. Тело Земли есть и наше тело, и, прощаясь с ним, мы обязаны освидетельствовать его целиком. Этим объясняется современный расцвет туризма. Туризм - самое предусмотрительное из всех занятий, поскольку именно опытный турист в наибольшей степени может считаться подготовленным к посмертным испытаниям.
…Где Ио белоснежная паслась… Девушки, подоившие Ио, спрашивали друг друга: "Мы пьем молоко женщины или белой коровы?"
Дали немного молока и одному юноше. Вместо того чтобы пить, он опустил в чашку с молоком свой половой орган и стал кричать: "Мне кажется, что я совокупляюсь с девушкой!"
- Вот дурак! - смеялись девушки.
В летнем детском саду заставляли пить молоко. Вкус молока все ненавидели (на вид-то оно приятное).
Как-то раз воспитательница застукала одного мальчика, который в компании девочек опускал в молоко свой половой орган и выкрикивал известную считалку:
- Вот дурак! - хохотали девочки, с удовольствием наблюдая за его действиями.
Одного спросили: "Есть ли у истины имена?" Разговор происходил в поезде. Тот посмотрел на надпись "стоп-кран" и ответил: "Есть. Эти имена: творог, сметана, ряженка, кефир, сливочное масло, сыр".
Что такое "я", когда это слово написано на бумаге? Читая дневники преступников, убеждаешься, что чем тяжелее вина, тем большей невинностью дышат записи. И дело не в злостных уловках самооправдания - написанное "я" чисто. "Я" это нечто, на что уже распространилось прощение, на что уже накинут покров невинности. Сама плоть текста трансформирует это "я" и доносит его до нас, как сказал бы писатель, "с широко раскрытыми, доверчивыми и изумленными глазами ребенка, глядящими куда-то вверх из-за сильного плеча матери". Материи текста не просто чисты - они обладают очищающими свойствами. Таким образом, кровь смывается с вампирических уст, на которых остается (для "живости") только теплый след материнского молока. Особенно это относится к русскому "я" - этому пузанчику с отставленной вбок, извивающейся ножкой, словно бы подбрасывающей невидимый мячик. "Я" так похоже на малыша, которого недавно хорошо покор-или и теперь выпустили погулять во двор.
Один пятилетний, сытно позавтракав горячим молоком с кукурузными хлопьями, вышел во двор и стал подкидывать ногою мяч. К нему подошли трое ровесников и спрашивают: "Ты знаешь, откуда дети берутся?" А тот в ответ: "Идите лучше на Замореного. В нашем дворе вы таких дураков не найдете, чтобы на такую хуйню попались".
В детском саду активно обсуждался вопрос, откуда берутся дети. Высказывались разные версии. Говорили, что женщины беременеют от еды. Что мужчины и женщины, голые, запрыгивают друг другу на спину и возят друг друга по комнатам. Что мужчины и женщины трутся друг о друга гениталиями. Наконец, говорили, что мужчина якобы засовывает свой половой орган внутрь полового органа женщины, там из него выбрызгивается некая жидкость, столь питательная, что от ее присутствия в женском теле зарождается живое существо. Все эти версии казались в одинаковой степени недостоверными. Как-то обратились к одному молчаливому узнать, что он думает по этому поводу. Он ответил приблизительно следующее: "Нас-то не должно интересовать, откуда берутся дети, потому что мы уже родились. Вот если бы мы были еще нерожденными детьми - тогда другое дело. Но поскольку мы уже родились, нам следует как можно скорее внести ясность в другой вопрос - что будет с нами после нашей смерти". Только спустя много лет он догадался, что эти два вопроса тесно связаны друг с другом. Все молчаливые мыслят неторопливо.