Диетлэнд

Появилась Тамрин с флаконом духов в руках.

– Быть беременной – отстой, – страдальчески протянула она, когда Джулия закрывала за ней дверь.

Когда послышался звук поднимающегося лифта, Джулия уперлась лбом в дверь, закрыла глаза и выплюнула: «Шмара!», затем повернулась ко мне:

– Два года назад я защитила кандидатскую по феминологии. Но никого в этом гадючнике не интересует, что у меня научная степень из престижного университета. И вот я здесь, днями сортирую тушь и помаду на складе без единого окна. Посмотри на меня, – устало вздохнула Джулия. – Эта одежда, эти крашеные волосы, эти гребаные шпильки. Пойми, в своей настоящей жизни я бы никогда так не одевалась. – Джулия покраснела, на лбу у нее выступили бисеринки пота, несмотря на прохладу склада. Она утерла лоб и обмахнулась рукой, подгоняя к себе холодный воздух, затем потянулась к своей сумочке визажиста. Вид у Джулии был изможденный, кожа бледной, под глазами ее залегли темные круги – вероятно, оттого, что она проводила почти все свои дни на подземном складе, вдали от солнечного света. Она была все равно что шахтер в «модной» угольной шахте, погребенная под землей среди залежей блесков и теней.

– А как со всем этим связана Верена Баптист? – снова спросила я.

– Да никак, – ответила она, забрав у меня клипборд и повесив обратно на крючок на стеллаже. – Так, больше никаких вопросов. Встань у стены. – Она двинулась на меня, вытесняя назад, пока я не уперлась в бетонную стену. Мы с Джулией были одного роста, стояли лицом к лицу. Волосы Джулии, каштановые со светлыми карамельными прядями, волнами опадали на плечи. Она взяла меня за подбородок и слегка откинула голову назад. – Открой рот, – приказала она.

– Чего? – промычала я.

– Сделай так, как я прошу.

Левой рукой она придерживала мой подбородок, правой искала что-то в сумочке. Я приоткрыла рот и закатила глаза; вскоре я почувствовала, как кончик карандаша скользит по губам – сначала непривычно царапая, затем мягко и приятно. Я чувствовала, как дыхание Джулии шевелило волоски на моей шее, когда она красила губы прохладной помадой.

– Тебе идет этот цвет, – вставила она. – У тебя бледная кожа. Как лепестки белой розы.

Я залилась румянцем.

– Неужели тебе никто не говорил, что ты красивая? – удивленно спросила Джулия.

Я отвернулась, но она притянула мой подбородок к себе, внимательно всматриваясь в лицо.

– Какого цвета твои соски?

– А?

– Соски? Какого цвета?

– Р-р-розовые, – смущенно протянула я. Никто раньше не спрашивал меня об этом.

Джулия вытащила из сумочки палитру румян и показала мне:

– Такие?

Я взглянула на палитру и качнула головой:

– Светлее.

Джулия снова потянулась к поясу и достала другую палитру, с самыми бледными оттенками розового.

– Что-то вроде этого, – согласилась я.

Легкими профессиональными взмахами кисточки Джулия нанесла румяна на щеки. Несколько кисточек высыпались из ее пояса, и она наклонилась, чтобы поднять их. Мне открылся вид на ее грудь под сиреневой блузкой, я заметила вытатуированную на грудной клетке розу с шипами.

– Теперь закрой глаза, – сказала Джулия.

Я почувствовала, как что-то мягкое и слегка щекочущее, словно перышко, коснулось век. Когда Джулия закончила, я открыла глаза.

Джулия придирчиво рассматривала меня, сложив руки на груди.

– Накладывать макияж – такая скучища, – протянула она.

– Зачем я здесь?

Джулия мерила шагами проход между стеллажами, стук ее каблуков отдавался гулким эхом.

– Ты можешь прямо сейчас пойти к Китти и все ей выложить, – сказала она, покусывая кончик кисточки для румян. – Тогда мне конец.

– Чего выложить? Я ничего не знаю.

Джулия задумалась на мгновение.

– Лита считает, тебе можно доверять. Я хочу, чтобы ты кое-что сделала.

* * *

Памяти Шонды

Мужчины были еще живы, когда их запихивали в коричневые холщовые мешки. Два мужика, два мешка. Ночью оба мешка сбросили на дорогу на транспортной развязке имени судьи Гарри Преджерсона, самой высокой в Южной Калифорнии, прямо между средними полосами движения I-105 и I-110. Падение, определенно, и убило их, позже сообщили представители органов.

В течение нескольких следующих часов по мешкам проезжали легковые машины и грузовики; непрерывный поток движения бил их, пихал, теснил к обочине. Сотрудник дорожно-патрульной службы заметил один из мешков и позвонил, чтобы сообщить о мертвом животном на дороге. «Что-то большое и темное. Останавливаться и проверять не входит в мои обязанности».