Диггер

Карлик кинулся к щели и схватил журналиста как раз в ту секунду, когда веревка оборвалась. Ее остатки парень выкинул вниз, а сам выбрался наружу. Дневной свет сильно ударил по глазам. Голова у Глеба закружилась, и он уселся прямо на землю. После пережитого потрясения он еще долго приходил в себя. Тем временем кот совершил прогулку по окрестностям и вскоре возвратился с новостями. К сожалению, покинув миражи, он утратил свою способность разговаривать, но это не мешало ему активно принимать участие во всех делах. Он принялся усиленно мяукать и фыркать, привлекая внимание компаньонов. В конце концов и Глеб, и Тотя, оба уставились на него. Жорик мотнул головой, показывая, чтобы они следовали за ним.

— Ладно, — сказал журналист, — сейчас пойдем. Только нужно лаз закрыть. Не дай бог, его кто-нибудь обнаружит.

Кот терпеливо ждал, пока парень и карлик аккуратно уложат деревянную крышку и засыплют ее землей, ветками и сухими листьями. После этого он вновь зафыркал, призывая их идти. Глеб и Никитотий послушно поплелись следом за Жориком. Их путь пролегал через живописный лес. Желтые, зеленые и алые листья шуршали под ногами. Пахло свежестью. Создавалось впечатление, что дорога идет под уклон.

— Кажись, с горы спускаемся, — заметил Тотя.

— Да, дед Матвей так и говорил, — произнес журналист.

Они еще немного попетляли между деревьями и спустились к подножию довольно высокого холма. Впереди виднелось шоссе, по которому туда-сюда сновали груженые КамАЗы.

— Где это мы? — поинтересовался карлик.

— Если меня не подводит интуиция, то где-то недалеко от Жигулевска… Город так называется, — ответил Глеб. — Только как мы будем отсюда до Великого Устюга добираться?! Ума не приложу! Денег почти не осталось, еды нет, сменной одежды тоже. А в таком виде нас не то что в поезд, но даже и ни в один автобус не пустят.

Он представил их троицу со стороны: рыжий слепой кот, такой же рыжий, при этом всклоченный и грязный карлик, одетый в доисторическую одежду и увешанный монетами и ключами, и во главе компании он — Глеб — с небольшим ежиком на лысине, в полуистлевшей одежде, со впалыми щеками и оранжевым сиянием вокруг. Колорита добавлял кухонный нож, торчащий у Никитотия из-под безрукавки, и диадема, болтающаяся на рубашке журналиста. Кроме того, на его пальце ярко блестел перстень царя Соломона, и уж он-то никак не вязался с внешним видом парня. Глеб быстро развернул перстень камнем внутрь ладони, отвязал диадему от рубашки и засунул ее под одежду, придерживая локтем. Затем он обратился к Тоте:

— Нож придется спрятать!

— Зачем? — удивился тот.

Нож для него являлся предметом гордости и отличия. Никитотий никак не мог взять в голову, для чего скрывать такую достойную вещь.

— У нас в тюрьму могут посадить за ношение холодного оружия, — заметил журналист. — За диадему и перстень, кстати, тоже.

— Дикая страна — дикие нравы! — с досадой произнес карлик.

После этого он спрятал нож за спину, за пояс, под безрукавку.

— Отлично! — сказал парень. — Теперь попробуем добраться автостопом до города, а там… видно будет!

Он подхватил Жорика и двинулся к шоссе. Там компаньоны простояли не менее часа. Отчего-то никто не хотел подбирать разношерстную троицу. Наконец, вдалеке появился оранжевый КамАЗ с прицепом.

— Сейчас или никогда! — громко произнес Глеб и вышел на дорогу, раскинув в стороны руки.

— Сдурел! — закричал Тотя. — Он же тебя собьет!

И он кинулся к журналисту, пытаясь столкнуть его с трассы. Однако Глеб стоял монолитно. КамАЗ остановился. Его дверца открылась, и из кабины выглянул улыбающийся шофер.

— Что, парни, — крикнул он, — один решил свести счеты с жизнью, а второй не дает?!

Он расхохотался и добавил:

— Хорошо, когда есть такие друзья!

— Да нет… — извиняющимся тоном промолвил журналист. — Мы просто попутку никак не можем поймать, чтобы до города добраться. Поэтому пришлось прибегнуть к столь рискованному способу.

— Ладно, садитесь! — махнул рукой шофер. — Вы, я вижу, ребята веселые, так что в пути не соскучимся!

Компаньоны поспешили сесть в кабину, опасаясь, что водитель может передумать.

— А что вы такие грязные? — со смешком поинтересовался тот. — Словно подкоп рыли. И одежда на вас странная. А у рыжего глаза вообще белые!

— Понимаете, — начал врать Глеб, — мы — статисты. Снимаемся в фильме про Ивана Грозного. У моего друга это линзы, по сценарию он слепой. Вчера случайно отстали от съемочной группы и заблудились. Поскольку мы не на главных ролях, нас никто и не хватился. Денег у нас нет, еда и вещи остались в машине студии. Вот и приходится голосовать на шоссе, рассчитывая на чью-то жалость.

— Понимаю… — серьезно произнес шофер. — Я сам как-то раз в рекламе снялся. Машину гонял туда-сюда раз тридцать, весь день проторчал на жаре без обеда, да и денег заплатили так… копейки. После этого я с кинематографом завязал, да и вам советую. Лучше давайте к нам, в дальнобойщики! Вот где романтика! И оплата достойная.

— Мы бы рады, — сказал журналист, — но у нас все осталось в машине съемочной группы. Догнать бы их, забрать вещи, а там можно и профессию менять.