Дигитал

Один, слегка выпивший, в чужом дворе, на чужой «земле». Даже если есть паспорт, а в нем треклятая регистрация. Что дает тебе краснокожая паспортина российского гражданина? Ничего. Думаешь, взял тебя под свои крылья распятый державный орел? Фиг там два! Ты есть никто, и звать тебя «электорат», если нет у тебя Удостоверения. Не паршивого паспорта, ничего, кроме рожи твоей, не удостоверяющего, а Удостоверения! Маленькой такой книжечки, где четко прописано, что ты не тварь дрожащая, а право имеешь.

«Дурак Раскольников, бабку зарубил, чтобы что-то там себе доказать. Надо было со своими комплексами в охранку идти: там ему бы выдали не топор, а служебный наган, ксиву и — Право. Право карать и миловать на отдельном пятачке Империи, порученном тебе к охране и отведенном к кормлению. Быстро бы откормился, набил кулаки о „контингент“, и было бы всем хорошо. И бывшему студенту, и Империи», — не к месту и не ко времени подумалось Алексею.

— Дубину убери, — как можно вежливее попросил он.

— Ты глянь, он уже права качает! Очухался, что ли? — Гнусавый явно получал чисто эстетическое удовольствие от власти. — А если дубиной по хребту, а? За сопротивление.

У второго к власти отношение было практичное, как у борова к кормушке.

— Проверь, что у него в кармане. В барсетке нифига нет.

— Там паспорт есть, — подсказал Алексей. — Вы, вообще, из какого отделения?

— Тебе какое дело? В отделение захотелось? Счас организую.

Гнусавый занес палку над головой.

Алексей чувствовал, что ничего не случится. Не посмеет ударить. По сценарию не катит. И дергаться не надо, еще есть шанс разрулить ситуацию.

Он заставил себя расслабиться и посмотреть на все происходящее отстранено, как бы со стороны. Обычно помогало — и в борцовском зале, и в жизни.

И вдруг обрушился вихрь фосфорного огня…

…Алексей почувствовал под ногами землю. Она слегка покачивалась, как палуба в шторм, но вырваться из-под ног и опрокидываться не собиралась.

Он потряс головой. Огляделся. Двор как двор. Нормальный, среднестатистический. Только что он в нем делает, Алексей вспомнить не мог. И откуда взялись два тела у его ног — тем более.

Одно из тел подавало признаки жизни, сучило ногами и издавало хриплый стон. Второе валялось мешком с картошкой, грузно и неподъемно.

Память и осознание себя вернулись моментально, будто вынырнул из вязкого дурного сна.

Алексей тихо охнул и потер висок.

— Ни фига себе, погорячился, — пробормотал он.

Первой, рефлекторной реакцией было установить рекорд бега на короткую дистанцию.

Он отчетливо осознал, что переступил черту. Дважды за день. Был опером, человеком с табельным стволом и ксивой. Стал никем, рядовым гражданином, манекеном для ментовской дубинки и сапога власти. И, не задержавшись на нижней точке бытия, на которой живет и пытается быть счастливым большинство, шагнул дальше. В полное ничто.

«Срок, как с куста, — холодно констатировал Алексей. — Даже справка из дурдома не поможет».

И вслед за этой ясностью обреченного в нем всплыл кто-то новый, бесстрастный и бесстрашный, плевавший на любые законы и правила. Он обладал несокрушимой волей и яростной жаждой жизни. Это новое, что пробудилось, ощущалось, как медленно дышащее фосфорное свечение в области пупка. И свет тек по венам холодным переливчатым огнем.

Алексей спокойно проверил содержимое барсетки и карманов. Доллары вытащить из нагрудного кармана не успели, а диск и рублевую мелочевку в качестве трофея оприходовали. Паспорт был на месте, его даже не трогали.

Поднял с земли диск. Вывернул карманы у сержантов. Набрали они за смену рублей семьсот на двоих. Забрал свои двести тридцать. Остальные запихнул в ширинку того, кто гнусаво мычал, медленно выползая из нокаута.

Проверил пульс на шее у второго. Пульс имелся, нитевидный, но вполне четкий. Появился соблазн пережать эту трепещущую ниточку жизни.

Алексей убрал руку. На секунду задумался. Оставлять блюстителей порядка в таком виде не хотелось.

Он «с мясом» сорвал погоны с гнусавого, потом, для симметрии и по справедливости, с напарника. Сунул их им в нагрудные карманы рубашек. Каждому его пару.

Сдержался, иначе бы черезчур наследил, и не увенчал фуражки смачным плевком.

На скамейке так и стояла недопитая бутылка пива. Помня о «пальчиках», Алексей взял ее, кстати, удивившись, что выпил так мало, а окосел до белой горячки с последующим мордобоем.

Чувствуя, что пиво в горло не полезет, Алексей уже собрался вылить остатки, но тут в голову пришла мысль.

Он раздвинул дряблые губы гнусавого, влил в рот, сколько вошло. Гнусавый, хоть и в нокауте, продукт в себя принял и даже благодарственно рыгнул. Напарник пить отказался, очевидно, потому что ничего не соображал. Пришлось умыть и залить грудь теплым пивом. Конечно, бедняге не полегчало, но амбре пошел качественный. С таким не грех пред светлые очи начальника показаться.