Дигитал

— Что ты так смотришь? — слегка наигранным тоном произнесла она.

И осеклась.

Ему показалось, что к глазам поднесли перевернутый бинокль. Кухня изогнулась и вытянулась, превратившись в темный эллипс, в самом дальнем конце которого сжалась сгорбленная фигурка полуголой женщины. Совершенно чужой, неинтересной, бог весть как попавшей в это искаженное пространство.

Себя он ощутил неимоверно сильным, способным одним движением руки плющить, мять и лепить вновь бесконечное множество таких вот вытянутых мирков. Это не требовало никаких усилий. Но и интереса не представляло.

— Сейчас ты встанешь, соберешь вещи и уйдешь отсюда навсегда, — произнес он чужим голосом. Глухо и монотонно.

— Вот это новости! — Аккуратно выщипанные бровки взлетели вверх. — И все из-за того, что я устала и не могу быть домохозяйкой?

Алексей медленно покачал головой.

— У меня началась другая жизнь. И тебе в ней нет места.

Он слышал, как звуки гулкими шарами катятся по искаженно-вытянутому пространству. И ему было абсолютно наплевать, увернется ли кукольная женщина от тугих ударов его слов или шары прокатятся по ней, ломая пластмассовые косточки.

Журнал шлепнулся на пол. От резкого звука Алексей пришел в себя. Стены стали на место и больше не плющились.

— Ах, вот оно что! Очень мило. — Она развернулась, забросив ногу на ногу. — Можно узнать подробнее?

— Я отстранен от работы, — тихо, своим обычным голосом произнес Алексей. Прислушался, никакого гула камнепада и трубного эха.

— За что?

— По здоровью. Минимум месяц прокантуюсь в госпитале. Потом — с вещами на выход.

Стервозное выражение на ее лице улетучилось, сквозь боевой офисный макияж проступило лицо прежней Марины.

По молчаливой договоренности она никогда первой не заводила разговор о синяках и ссадинах, с которыми он периодически заявлялся с работы. Считалось, что ее это касаться не должно, жив — и слава богу. Но глаза все равно выдавали тревогу.

— Это из-за этой фигни? — Она, вытянув руку, указала на размокшую ссадину на его виске.

Он отстранился.

— Да.

— Так все плохо?

— Хуже, чем выглядит.

С секунду в ней шла внутренняя война, победила новая Марина, офисная стервочка.

— Интересно, почему ты решил, что я должна остаться в стороне? В конце концов, ты столько для меня сделал, что было бы непорядочно…

Она осеклась, со смесью недовольства и ужаса наблюдая за Алексеем.

А он и сам не знал, что с ним происходит. В голове медленно поднималась мутная волна. И вдруг эту непрозрачную муть вспорола яркая вспышка фосфорного огня. Раз, потом еще и еще. Фосфорно-слепящие молнии хлестали черную воду. Ломались, извивались и на миг застывали в угловатых линиях неведомых каббалистических знаков.

Алексей сжал ладонями виски.

— Рейс Москва — Ремини, вылет шестого числа в четырнадцать тридцать. Место восемь «А», бизнес класс, — произнес он невесть откуда взявшиеся слова.

Марина издала сдавленный сиплый крик. Вскочила. С грохотом рухнул на пол стул.

— Ты… Ты… Ты — мент поганый, — наконец, выдавила она. — В сумочке шарил, да? Может, тебе еще трусы предъявить? Ненавижу, как же я тебя ненавижу!!

Алексей поднял взгляд.

Такой он ее еще не видел. Напрочь чужой человек. Мерзкий в своем страхе и злобе.

Холодно отметил, что раскол произошел стопроцентный, как говорят опера, до самой задницы. Марина даже и не пыталась скрыть ни возмущения от покушения на личное, ни отчаяния от того, что до такой степени вывернулась наружу. До самого потаенного уголочка. Все кончено. Прежней не стать, не наиграть себя заново; раз увидев ее такую, в другую не поверит.

— Собирайся и уходи, — глухо произнес Алексей.

Марина с треском сорвала жакет со стула и выскочила из кухни.

Он мысленно выбросил ее из сжатого и искореженного пространства. Слепящие всполохи в голове вдруг погасли. Сделалось холодно и пустынно, как ночью в горах…