Дигитал

Алексей завернулся в простыню и опустился в мягкое кресло. Поднес к губам стакан с травяным чаем. В нос ударил пахнущий мятой пар.

Хантер повернул к нему лоснящееся от удовольствия лицо.

— Наслаждайся, парень. Мы же не крысы, а хомо, блин, сапиенс! Пусть и под землей, но не в норе же жить. Один раз живем, чего уж там.

Алексей хмыкнул в кружку. Хантер играл директора собственного заводика, отдыхающего от бизнеса в обществе молоденькой любовницы, но немного переигрывал.

— Знаешь, чем ты отличаешься от «Сантеросов», «Бригады Тэйлора», «Ассасинов», «Диких котов» и прочих мудазвонов, пусть кирпичи им будут пухом?

— Ну?

— Потому что я от тебя не услышал ни разу «вау», «уп-с», «клево», «отстой» и прочих обезьяних воплей. Ты спокоен, как танк на консервации, что тебе ни покажи и ни расскажи. А они же все — латентные психопаты, расторможенные эмбицилы с дурной наследственностью. В армии их бы забили табуретками, но автомата не дали бы.

— Сейчас всем дают. Шиза — не отмазка от священного долга. — Алексей с чашкой в руке откинулся на спинку кресла.

— Ха! — коротко хохотнул Хантер, подхватив мысль. — Армия вам это не что-то там! Это атомный котел половой энергии молодежи. Вот оно — наше главное и стратегическое оружие. Два года воздержания без суда и следствия! Слабо, да? Как отцы ваши и деды, мать вашу… И эту школу тюремной и дурдомной жизни у нас по конституции обязан пройти каждый. И никаких отмазок от призыва! Армия не баба, можешь — не можешь с ней не пройдет. Сказали «надо», пошел и умер героем. Армия, она чему учит? Сначала порядок, а потом уже кино и газетки читать. Только так. А если не хотят там всякие, то мы им такой конституционный порядок наведем. Десантным полком, бля! Мало будет, весь Северо-Кавказский округ бросим! Дембельским сапогом, бля, задолбим демократические ценности в головы. И чтобы явка на выборы была, как утром в сортир. Стопроцентная!

Хантер теперь превратился в отца-командира, парящегося в тайном закутке полковой бани в приятном обществе барышни-сержанта с узла связи.

— Вот ты в армии кем был? — ткнул он в Алексея пальцем.

— Я воров и бандитов ловил, пока другие заборы красили и на елки листья клеили, — нехотя ответил Алексей.

— Воров он на гражданке ловил! — зашелся в праведном гневе Хантер. — Да у нас в армии их — как мышей на складе. И с бандитами некомплекта нет. Нет, ему Москву подавай. Эх, потому и дурдом в армии, что все умные от армии шлагнуют.

Эш пригнула ему голову, осторожно стала мять пальцами бугорок мышц на плечах. Послала Алексею заговорщицкий взгляд и подмигнула бедовым глазом.

— А кем был Сисадмин? — спросил Алексей.

— Клоуном, — коротко и серьезно ответил Хантер. Помолчав, добавил: — Клоуном, который считал себя режиссером-постановщиком.

— Конечно, лучший режиссер — это ты. Просто Станиславский!

Хантер стрельнул в него острым взглядом через прищуренные веки.

— Я — Хантер — охотник за головами. Поэтому не теряй головы, иначе ты станешь мне не нужен.

Алексей отхлебнул чай, отставил чашку. Положил руки на колени. Постарался расслабиться. Удалось улыбнуться. Как только губы растянулись в улыбке, сразу же стало легче. В солнечном сплетении заклокотал горячий родничок, по мышцам потекла тугая волна силы.

— Предупреждение? — спросил он.

— Просьба.

Эш неожиданно всхлипнула, спрятала лицо в ладонях.

Хантер пружинисто соскочил с лежака. Отвел руку Эш, заглянул ей в глаза.

— О, плохи наши дела, — вкрадчивым баритоном проворковал Хантер. — Пойдем-ка, девочка, на вязку. А ты, красавчик, пока попарься.

Он за руку вывел Эш из сауны.

* * *

Алексей нашел в шкафчике флакон с антисептиком, обработал мелкие царапины на локтях и голени. За исключением их, да разве еще глубоко вдавленного синяка от каблука в подключичной ямке, никаких травм в клубе не заработал. Что было достаточно странным.

Впрочем, ирреальным было все, буквально все, что происходило, что он видел вокруг себя и в чем принимал участие последние сутки. Но самым странным было то, что сознание ничуть не противилось, ни разу не отказалось верить и не разу не восстало против столь вопиющего смешения всего и вся и полной несуразности и вопиющей запредельности событий. Казалось, что сознание превратилось в бездонную пропасть, зияющая пустота которой, как космос, способна без остатка вместить в себя все. Буквально — все.

Он присел на массажный стол. Потом, устав ждать, растянулся в полный рост и закрыл ладонью глаза.

Время текло в такт редкой капели из плохо закрытого крана. Слышались какие-то невнятные шумы, потрескивания и низкая вибрация. Один раз он различил стон, именно стон, исторгнутый измученным существом.

Но стон не повторился, и Алексей приписал его слуховым галлюцинациям, вызванным глубиной и недавним шоком от ультразвукового удара. От вспышки света, которой Сисадмин отправил всех оставшихся живых в нокаут, на дне глазных яблок сохранился ожог, и теперь перед закрытыми глазами плавали два багрово-огненных пятна, постепенно выцветая и наливаясь по краям тяжелым ультрафиолетом.

Он почувствовал движение и вскочил раньше, чем Хантер распахнул дверь.