Дик (СИ)

Я стараюсь оставаться спокойной и непринуждённой, хотя внутри меня происходит апокалипсис.

— Значит вчера ты просила быть с тобой поласковее, а сегодня уже просовываешь свой язык в рот этому гандону? — и хотя лицо Дика остается спокойным и даже улыбчивым, голос становится холоднее айсберга, им только лёд колоть. Но какое он имеет право так говорить со мной?

— Решила воспользоваться твоим советом. — пожимаю плечами и улыбаюсь во все тридцать два зуба. Жизнь научила меня держать марку, играть роль богатенькой девочки, в жизни которой нет проблем. — Ты прав, алкоголь и усталость странно на меня подействовали. Ты точно не тот, кто мне нужен!

Я даже выдавливаю из себя правдоподобный смех, заставляю себя светиться. Не знаю, верит ли он мне, но я сама начинаю верить, что вчерашний порыв — алкогольное безумие, а не крик души.

Дик кивает самому себе и подходит ближе, становится спиной к машине, закрывая Диму в машине, он специально становится к нему спиной, чтобы закрыть Романову весь обзор. В его глазах горит адское пламя. В нем проснулась гончая, способная загнать любого до смерти.

Я смотрю на него с жадностью, желая запомнить его образ, его непослушные волосы и хитрые глаза, его непринуждённость и похотливость. Таких на этой планете всего двое, если бы в мифах Древней Греции был Бог секса, его звали бы Дик.

— Можно дружеский совет на прощание?

— Да. — мне невыносимо трудно даётся наш разговор, щеки даже сводит от наигранной улыбки, а внутри все готово разорваться от напряжения. Я играю свою роль, не доставлю ему удовольствия вытереть об меня ноги в последний раз.

Если бы на его лице проступила бы тень сожаления или он бы сказал хоть одно добро слово, я бы может сломалась, признала себе и ему, что ухожу потому что работать с ним невыносимо, быть рядом и понимать, что я готова на любые его условия.

— Купи смазку. С ним ты даже не станешь влажной. — бросает он. — А вообще я рад, тебе здесь не место. Пока!

Он ушёл, не дожидаясь ответа, оставляя меня со своей улыбочкой и скребущим осадком в душе. Специально или нет, но только что Александр Дик насрал мне в душу, оставляя на сердце глубокий шрам.

К моему счастью я не жила с родителями с девятнадцати лет. Они купили мне уютную квартиру ближе к центру на таком расстоянии от себя, чтобы до них всегда можно было быстро добраться. Родители любили меня, но не понимали. Они хотели, чтобы я блестела в дорогом платье и бриллиантах, цепляясь за руку выгодной партии, была олицетворением шика и воспитанности. А кем была я? Меня не интересовали все эти вечеринки, на них я скучала и хотела поскорее сбежать. Постоянно отвергала мужчин, с которыми меня знакомили родители, причём так поспешно и бескомпромиссно, что Папа потом промывал мне мозг:

«Что он не воспитывал меня такой хамкой.»

Все мои парни доводили родителей до припадка, все они были бедные и талантливые, по моему мнению. Отец даже отказывался с ними знакомиться, мама хотя бы делала вид, что пытается пойти мне навстречу. Единственный кто им нравился — Дмитрий Романов. Он и мне нравился, но не так, как, чертов, Дик, которого я бы точно никогда не привела домой, он бы отправил моего отца в больницу с инфарктом своим поведением. Дик заставлял меня быть собой и не стесняться при этом моих желаний.

Я была разочарованием родителей. Выбрала странную мужскую профессию и одиночество. И еще я постоянно их позорила. Все началось в лагере и дальше покатилось, как снежный ком, делая наши отношения все прохладнее. Со временем все наши семейные ужины скатились к сплошным формальностям. Как бы я не скучала по ним и не хотела бы найти общий язык, у меня ничего не получалось.

Дима отвёз меня к родителям, потому что они на днях жаловались ему, что я давно у них не была. Уверена, что Мама просто нашла повод позвонить ему и выведать как у нас, общаемся ли мы.

Может и к лучшему, мне совсем не хотелось оставаться одной дома.

Сидя на кухне огромной квартиры с чашкой китайского чая, я чувствовала себя неуклюжей бродяжкой, попавшей на чайную церемонию к царице. Эти маленькие фарфоровые чашечки, в ушко которых невозможно было даже палец просунуть, меня раздражали, чтобы напиться чаю нужно выпить чашек десять, если не больше.

Мама всегда ходила дома в одежде, которую обычные люди одевали в театры или рестораны. И сейчас она сидела в широких белых брюках с завышенной талией и шелковой блузке. С идеальной укладкой и макияжем она напоминала героиню какого-нибудь сериала о домохозяйках. Как же мы были не похожи.

Она определенно выглядела лучше и элегантнее, чем я.

— Как у тебя с Димой, ну рассказывай! — она похлопала меня по колену, для нее это был жест вселенской ласки. — Я так рада, что ты решила уволиться! С Димочкой, конечно, у тебя стали мозги вставать на место.

Я отставила чашку и убрала ее руку, похлопывания меня только раздражали. Ее убежденность в том, что я с Димочкой, впрочем, тоже.