— Не ломайся и затаскивай сюда свою жопу! Сейчас не до семейных разборок!
— Спасибо за помощь, но я обойдусь без твоей помощи.
— Хочешь сгнить в тюрьме, да, пожалуйста. — злобно говорит он, становится настоящим криминальным авторитетом. — Мне вот только девчонку жалко.
Слова отца немного отрезвляют меня. Наступаю себе на горло, я залажу в машину, откидываясь и чувствуя, как сильно меня пробивает усталость. Веки против моей воли слипаются.
— Поспи. — мягко говорит отец. — Тебе нужно набраться сил перед битвой.
Эта семейная идиллия глаз режет. Скоро кровь пойдет из ушей от этой противоестественной картины.
Семейство Дик не из тех, где поздравляют друг друга с праздником, дарят подарки и ведут приятные беседы за чашечкой чая. У нас не бывает рождественских вечеров с какао. Обычно в нашей семье сплошные склоки, непонимание и война. И так было всегда, сколько я себя помню. Даже в детстве.
Даже, когда мама была жива — мы постоянно ругались. С Веней мы постоянно делили игрушки, внимание родителей, да все, что угодно, что можно было поделить надвое даже мысленно. Мы напоминали двух Баранов, которые боролись с друг другом.
Объединялись мы только против кого-то. Если кто-то обижал одного из нас, другой был готов бить за брата.
Сидеть в комнате со старшем братом и отцом, рассказывая им в деталях во второй раз, что произошло в Крыму, утомительно. Они смотрят на меня с угрюмыми выражениями лица, слишком похожими, почти идентичными. Как же они похожи.
В отличие от меня Веня общался с отцом все эти годы, но мы никогда не обсуждали это.
Прошло уже два часа, а мы ни разу не сказали друг другу ничего гадкого. Это не похоже на нас. Даже я не пытался сбежать от Дика старшего, последние годы мы не находились с ним под одной крышей более пяти минут.
Брат в идеально выглаженной рубашке и брюках сидел на подоконнике позади отца, восседающего на диване в чёрной футболке и чёрных брюках. Дон Дик, копия Дона Корлеоне. Мафиози.
Мне приходилось сидеть напротив них и отвечать на тысячи их вопросов, которые они по очереди задавали.
— Не известно, где Лина. Ни единой зацепки, даже непонятно в Крыму ли ещё она. — выдыхая, говорит Веня. — Эти малые умеют скрываться, заметать следы. Пытаюсь найти хоть что-нибудь. Пока безрезультатно.
— Ищи не ее. Ищи Буркова. — говорю я, поглаживая руку, как маленького ребёнка. Она ныла, не давала мне покоя, но пить обезболивающие не хотелось, чтобы не задурманить голову.
— Сань, я же не дурак! — глаза брата гневно блестят. Из Вени получился бы хороший следователь, он мог найти кого угодно даже на том свете. — Искал всех…
— Он уже не в Крыму. — говорит спокойно отец, вставая с дивана. Я уже забыл каким он может быть. Многие боялись его. Безбашенный и здоровый. — В Крыму все — как на ладони, большая деревня. Он уже давно в Москве, если не засветился официально, значит летел на частном самолете. Я не думаю даже, что он прячется от тебя. Он по своей натуре скрытен. Ты облажался, щенок, и теперь твоя жопа в его руках.
— Меня не особо заботит твоё мнение. Я найду доказательства своей невиновности и вытащу Ангелину.
— Сказочный долбаеб! — качает театрально отец головой. — Все сделано так, что ты ничего не найдёшь. Если ты придёшь за Бурковым, он прижмёт твою задницу, ты не успеешь ничего сделать. У тебя даже нет догадки, где она может быть.
Правда в словах отца была. Он неплохо меня подставил, если бы не дружба отца с высокопоставленными чинами, я бы уже наклонялся за мылом в душной камере. Мне даже кажется, что он все это организовал только ради того, чтобы на меня повесить убийство.
Но его слова все равно вызывали во мне злобу. Меня даже затрясло при виде его важного лица. Уверен в том, что он всегда прав.
— У тебя есть только вариант, который спасет твою девушку.
Мою девушку… Эти слова впервые меня не коробят. Даже воспринимаю их с легкостью, как само собой разумеющееся.
Раньше, когда девушки пытались меня затянуть в отношения, я лишь смеялся. Я одиночка, кот в поисках кисок и сметанки, а не петушок, охраняющий курочку. И их желание сделать меня своим мужчиной вызывало во мне смех. Наивные дурочки.
Секс не повод для отношений.
— Какой же? — интересуюсь нехотя я.
— Наступить на свою гордость и попросить меня о помощи. — отец усмехается, следя за тем, как я краснею и покрываюсь белыми пятнами. Внутри меня кровь превращается в кипяток и она готова пениться. Меня бросает из стороны в сторону от его заявления.
Смотрю на брата, который прячет улыбку.
Отец уже давно ищет повод, который заставит меня с ним общаться и пойти к нему навстречу. И теперь он пытается меня привязать к себе таким способом.
— И чем ты можешь мне помочь? Поднимешь все свои преступные связи?
— Хватит брюзжать слюной! Ведёшь себя, как маленький ребёнок. — он подходит ко мне ближе, возвышается надо мной, кладя руку на спинку кресла.
Для своего возраста он в прекрасной форме, выглядит даже моложе своих лет. Его не портит небрежная щетина и несколько полопавшихся сосудов в глазах. Даже наоборот, придают брутальности.
— Ты сам занимаешься шантажом чиновников, дерешь с них деньги.