Дика

— Агитационную работу? — переспросила она. — Да лучшая агитация — это полновесный, богатый трудодень! Твоя жалоба лишь подтверждает мои слова: люди неохотно выходят в поле, потому что не рассчитывают получить осенью достаточное количество хлеба! Да, да и тридцать раз да! Это так. Стало быть, дело не в агитации райисполкома и райкома, а в том, как ты, председатель, организуешь труд в колхозе… Кстати, не можешь ты его организовать или не хочешь? Если не хочешь, чтобы твои земляки, односельчане, стали жить богаче и счастливее, откажись от руководства, уходи. Не дожидайся, пока на следующих выборах тебя прокатят на вороных. А мы — можешь быть уверен — найдем человека, который возьмется за дело горячо, с охотой!.. Ну хватит, — остановила себя Илита. — Вот что, товарищи: завтра все на прополку!

Илита была довольна: на собрание пришли все — и стар и млад.

Разговор шел серьезный, обстоятельный, хотя отдельные выступающие, не в силах сдержать своего темперамента, вели речи слишком уж пылко. Илита говорила не только о состоянии посевов и трудовой дисциплины. Она рассказала и о случае с Уалинкой Газдановой, сурово критиковала председателя колхоза за грубость и самоуправство. Люди поддержали ее.

Как легко было, оказывается, разбудить в их душах интерес к делу! Как легко было поднять их к борьбе за справедливость!

Речь Илиты — горячая и убедительная — взволновала всех. Чувствовалось, колхозники преодолели в себе равнодушие, поверили в свои силы.

Илита осталась ночевать в Дзуарикау. На следующее утро вышла в поле вместе со всеми. До самого вечера полола с колхозницами участки кукурузы, а когда уезжала, чуть ли не половина аула провожала ее до околицы.

— Спасибо тебе, спасибо, доченька! — благодарила Илиту Уалинка. Она прищурила глаза, удовлетворенно усмехнулась и, понизив голос до шепота, произнесла: — А председатель-то после твоих слов готов черных баранов в белые выкрасить; был у меня, сказал, что правление решило отдать мне корову, которую Абасу выделили. Говорили мне люди, что ты справедливая. Так оно и вышло. Правду говорили, святую правду…

В райкоме Илиту тоже похвалили. Сказали, что поведение председателя колхоза в Дзуарикау она оценила принципиально правильно и помощь ее Уалинке Газдановой была своевременной. Правда, не слишком ли резко говорила Илита о председателе? Руководитель он молодой, опыта у него маловато, вот и перехлестывает порой. Помогать ему действительно надо. Как говорится, доверять, но и проверять. Так вот, если говорить о второй части этого правила, то Илита соблюдала его. А что касается доверия — не к словам председателя, не к тем его промахам, о которых сказано в письмах, не к амбиции, проявленной в случае с Уалинкой, — то, как посчитали в райкоме, Илита могла бы более доверительно разговаривать с председателем. Товарищеский совет, дружеский укор помогли бы ему ничуть не меньше, чем разнос при всем честном народе. И уж во всяком случае не стоило Илите ставить вопрос так, будто председатель не хочет работать, нарочно заваливает дела в колхозе. Не все люди еще достаточно сознательны, они по-своему могут истолковать слова депутата…

— Ты считаешь, я неправ? — спросил Илиту первый секретарь райкома.

— Пожалуй, правы, — задумчиво сказала Илита.

Сейчас, сидя в кабинете секретаря райкома, она, может быть, впервые за год своей депутатской работы мысленно оценила все, что сделала. И для себя, и для людей, и для родного края — малой, но кровной частицы великой страны. Конечно, изменилась она. Думать стала по-другому, говорить. Выросла, в общем. Но сколько промахов она еще совершает! Как порой неопытна! Прав секретарь. Ведь даже в случае с этим зазнавшимся председателем из Дзуарикау можно было обойтись без грубоватых выводов. Ясно, что после выступления ее, Илиты, в колхозе председателю будет в чем-то легче, а в чем-то труднее…

— Учиться тебе надо, вот что! — заключил разговор секретарь райкома.

«Учиться надо», — мысленно откликнулась Илита, но не заговорила, лишь кивнула головой.

Проводив Илиту, секретарь райкома задумался. Интересный человек эта Илита! Есть у нее дар с первого взгляда располагать к себе людей. Она не делит их на «больших» и «маленьких». Все для нее равны, но к заботам о тех, кого называют «рядовыми», она особенно внимательна. Несправедливость для нее будто гвоздь в сапоге. Не терпит она малейших отступлений от новой морали, не терпит самодурства, грубости, лености. И коли встречается с этим, готова идти врукопашную, словно храбрый джигит в правом бою. Только условия жизни в Осетии, в этом крае, где царизм действовал кнутом и пряником, где религия вила прочные гнезда в душах людей, где, наконец, адаты дедов и отцов уважались и посейчас, не всегда позволяли действовать подобным образом.

«Круто берешь! Слишком круто! — говорили некоторые Илите. — Смотри, девушка, не сносить тебе головы! Как бы однажды темной ночью не пырнули тебя кинжалом на узкой тропинке!»