Дикая

– А еще заготавливают ее, – добавила Елена Николаевна. – Я буду показывать – вы делать. Старейшины, – не обращая внимания на растерянные лица женщин, она поглядела на стариков, сидящих кучкой в отдалении. Они, словно умудренные старцы древности, смотрели, как жизнь людей племени меняется, явно считая, что их самих перемены не коснутся. Лена с радостью готова была разрушить их убеждения, – тоже будут работать, – пообещала им Лена, зловеще улыбаясь.

Старики встрепенулись.

Работать? Как это работать? Они уже успели наслушаться от мужчин, как тяжко пришлось, копая землю. И это взрослые здоровые люди!

А они старые, у них все болит! Они едва ходить могут, о какой работе речь?!

Нет, нет, они не могут работать! И на охоту не могут. Разве молодое поколение не должно уважать старость и мудрость? У этих духов ничего святого нет! Надо же, придумали, их, стариков, больных и седых, отправляют землю копать!

– Никто вас не заставляет копать, – со вздохом сказала Лена, когда старики принялись убеждать ее, насколько плохая идея – отправлять их вместе с мужчинами. – Будете травы перебирать. Сидеть в пещере. Научу делать посуду. Будете лепить. Вместе с детьми. Нас много. Горшки лишними точно не будут.

Она, как могла, сокращала предложения, чтобы остальные поняли. Но даже так другим приходилось изрядно постараться, чтобы соединить слова вместе и увидеть получившийся смысл.

Отличались лишь те, кто прожил с ними зиму. Вот они уже хорошо могли понять длинные речи Лены. Особенно в этом преуспели дети. Сейчас, видя, как ей приходится говорить рублеными фразами, они тихо хихикали в стороне, время от времени поглядывая на своих прежних соплеменников с превосходством. А ведь и сами раньше едва способны были связать два слова вместе.

Обдумав сказанное, старики нехотя кивнули. Конечно, не хотелось напрягать свои старые кости излишней работой, но пока, по словам духа, занятие не казалось слишком сложным или тяжелым.

Они до конца не понимали, что такое посуда, но надеялись, что это нечто очень простое.

– Если кто-то не хочет, – Лена многозначительно замолчала, глядя на притихшую толпу, – то может уходить.

Возможно, это все звучало тиранически, но Елена Николаевна не собиралась просто так кормить тех, кто способен приносить пользу племени, однако ничего не делает исключительно из-за своей лени.

И Мише она сделать это не позволит. Хватит, эти люди и так достаточно поездили на его горбу. Лена еще могла понять тех, кому физически сложно работать, но здоровые люди, желающие лишь пить, есть и развлекаться, вызывали у нее исключительно злость и отторжение.

Племя зашепталось. Никому не хотелось возвращаться в полуголодную жизнь. Больше всех сейчас были недовольны мужчины. Да, их не заставляли охотиться, но все равно давали самую сложную работу. Женщины, мгновенно осознав, куда дует ветер, насели на мужей.

Они не хотели голодать! И если для сытой жизни нужно, чтобы мужья что-то покопали или поносили, то женщины заставят их это сделать!

После этого разговора жизнь шатко-валко вошла в колею. Правда, прежде всем пришлось пройти через банные процедуры. Елена не желала терпеть рядом с собой грязных людей. Те поначалу сопротивлялись, но потом, ощутив все прелести бани, даже остались довольными. Не все, но большинство точно было радо мыться чаще, чем раз в год.

Распорядок дня в новом племени был очень простым.

Утром все вставали после восхода солнца. Завтракали и расходились по делам.

Мужчины – копать яму под фундамент крепостной стены.

Женщины под руководством Елены принимались за домашние заботы. Готовили еду, ходили в лес за травами и кореньями, очищали шкуры, шили одежду.

Старики вместе с детьми, способными что-то делать, возились с глиной. Дети, которые когда-то помогали Лене с котелками под тушенку, ответственно приняли на себя роль учителей. Именно они учили стариков делать загадочную для многих посуду.

В один из дней, когда после большого переселения прошла как минимум неделя, все занимались своими делами. Мужчины уже ушли копать яму. Женщины собирались в лес за крапивой. Старики вместе с детьми, как и все последние дни, возились около ямы с глиной. Шаман сидел рядом с костром и благостно созерцал суету вокруг себя.

Один из стариков (его звали Ксорк) заметил это. Смешивая узловатыми пальцами податливый материал, Ксорк время от времени кидал на шамана быстрые взгляды, хмурясь с каждым разом все сильнее.

– Что? – спросил его другой старейшина. Этот старик носил имя Багор.

Вместо ответа Ксорк кивнул в сторону расслабленно сидящего шамана. Казалось, еще немного – и старик закроет глаза и уснет прямо перед огнем, настолько умиротворенно он выглядел.

Проследив за кивком, Багор натолкнулся взглядом на шамана. Сначала он не увидел ничего необычного и хотел снова спросить у Ксорка, что того так заинтересовало в обычной, по сути, картине, но потом палец нащупал в глине мелкий камушек. Опустив взгляд, Багор посмотрел на свои покрытые глиной руки.

Секунда, вторая…

Багор вскинул голову и прищурился, смотря на шамана так, словно тот внезапно стал смертельным врагом.