Я объяснила им, пока мы ужинали; я уже пару раз ездила туда раньше, летом. Встречи Племен Радуги организует «Радужная семья живого света» — вольное племя так называемых свободных мыслителей, которое ставит перед собой общую цель — мир и любовь на земле. Каждое лето они разбивают лагерь в одном из национальных лесных парков, и туда съезжаются тысячи людей на празднество, чья кульминация приходится на неделю Четвертого июля, но и потом оно не затухает до конца лета.
— Там бывают барабанные джем-сейшны, ночные костры и вечеринки, — объясняла я Рэксу и Стейси. — Но лучше всего — восхитительная кухня на свежем воздухе, куда люди просто приходят, пекут хлеб, готовят овощи, рагу и рис. Всевозможные вкусные вещи, и каждый может просто подойти и поесть.
— Каждый? — тоскливым голосом переспросил Рекс.
— Именно, — подтвердила я. — Только надо принести с собой собственную чашку и ложку.
Пока мы разговаривали, я решила, что останусь в лагере Племен Радуги на несколько дней, и к черту мое походное расписание! Мне необходимо было дать зажить ногам и сбросить с себя то жутковатое чувство, которое расцвело во мне из-за фантазии, что меня может похитить мифическое двуногое гуманоидное животное.
А может быть — только
Позже, забравшись в палатку, я рылась в рюкзаке и обнаружила в нем презерватив, который несла с собой весь этот путь, — тот самый, который прикарманила в Кеннеди-Медоуз, когда Альберт выбросил все остальные из моего рюкзака. Он лежал по-прежнему нетронутый в своей маленькой белой упаковке. Казалось, настало самое время найти ему применение. За шесть недель на маршруте я даже ни разу не мастурбировала, слишком утомленная к концу дня для любых занятий, кроме чтения, и испытывающая слишком сильное отвращение к убойному запаху своего собственного пота, чтобы думать о чем-нибудь еще, кроме сна.
На следующий день я шла быстрее, чем обычно, морщась при каждом шаге. Тропа извивалась на высоте от 1980 до 2225 метров над уровнем моря, время от времени открывая виды на высокогорные прозрачные озера внизу, под тропой, и бесконечные горы во всех направлениях. Был полдень, когда мы начали спускаться по маленькой тропке, ведущей от МТХ к Тоуд-лейк.
— Кажется, там не больно-то много народа, — заметил Рекс, глядя на озеро, лежавшее в ста с лишним метрах под нами.
— Кажется, там вообще нет народа, — отозвалась я. Внизу было только одно озеро, окруженное толпой кривоватых сосен, к востоку от которого возвышалась гора Шаста — постоянно видя ее к северу от себя с момента выхода из Хэт-Крик-Рим, теперь я наконец шла мимо этого снежного пика высотой в 4267 метров.
— Может быть, в этом году встречу решили провести под водой, — пошутила Стейси, поскольку, как только мы достигли берега озера, стало совершенно ясно, что здесь не было никакого беззаботного лагеря, никакой бурлящей массы людей, устраивающих джем-сейшны, покуривающих травку и готовящих сытное рагу. Здесь не было ни темных хлебов, ни сексуальных хиппи.
Встреча Племен Радуги оказалась блефом.
Мы втроем уныло пообедали возле озера все теми же жалкими припасами, которые ели всегда. Потом Рекс пошел искупаться, а мы со Стейси, оставив рюкзаки, спустились по крутой тропе к проселочной дороге, которая, судя по указаниям путеводителя, должна была пролегать там. Несмотря на то что говорили нам наши глаза, мы не полностью потеряли надежду, что где-нибудь обнаружим Радужное сборище, но когда спустя десять минут добрались до грубой проселочной дороги, там не было ничего. И никого. Сплошные деревья, земля, скалы и сорняки, как и всегда.
Я решила, что останусь в лагере Племен Радуги на несколько дней, и к черту мое походное расписание! А может быть — только может быть, — мне еще и удастся переспать с каким-нибудь сексуальным хиппи.
— Думаю, мы что-то не так поняли, — проговорила Стейси, оглядывая округу, и голос ее был тонким от той же злости и сожаления, которые кипели во мне. Разочарование мое было огромным и ребяческим, словно вот-вот у меня случится истерика, какой я не закатывала лет с трех. Я добрела до большого плоского валуна рядом с дорогой, улеглась на него и закрыла глаза, отключая этот дурацкий мир, чтобы он не стал, наконец, той единственной вещью, которая доведет меня до слез на этом маршруте. Камень был теплым и гладким, широким, как стол. Спине было необыкновенно приятно лежать на нем.
— Погоди-ка, — через некоторое время сказала Стейси. — Кажется, я что-то слышала.
Я открыла глаза и прислушалась.
— Наверное, просто ветер, — сказала я, ничего не услышав.