Оставив Болта рядом с машиной и одновременно контролирующего ситуацию вне того места, куда я сейчас собрался, сам потопал к дверям… книжного магазина. И отнюдь не для того, чтобы прикупить себе пару-тройку новых томов в библиотеку — хотя не мог такого исключать — а по совсем иной причине. Так уж сложилось, что внутри находилась та самая Вика, в прошлом Ласточка. Мда, пришло время познакомиться лично, а не через отчёты и доклады.
Запах книг. Он, надо вам сказать, особенный, его ни с чём не спутаешь. Более того, все книги пахнут по разному: новые, только что вышедшие из печати; успевшие постоять на полках в ожидании того момента, когда их всё-таки купят; побывавшие в руках и читанные некоторое число раз, после чего отправившиеся во вторичный «букинистический» оборот. Про качество той самой печати также забывать не стоило — разная бумага и пахнет по разному. Газетная хуже всего, неприятно этак, а вот другие, более качественные сорта — совсем иное. А есть ещё переплёты, особенно кожаные. Хоть и редкость это по нынешним то временам. Хм, редкость редкостью, но и впечатление от таких вот добавлений самое что ни на есть положительное.
Эх, есть с чем сравнивать, ещё как есть! Сразу вспомнились времена, отстоящие от нынешней даты лет так на несколько. Те самые, когда найти в магазинам нечто относительно приличное было довольно сложно. И ведь что характерно — книг на полках было валом, но вот каких книг — тут разговор отдельный, весьма матерный. Собрания сочинений «дорогих и любимых вождей», биографии и автобиографии их же. Опусы, которые за тех или иных коммунистических или коммуносочувствующих бонз писали «литературные негры», вроде «Малой земли» и «Возрождения» с «Целиной» пятикратного бровеносца всея страны советов. Неудобочитаемые «производственные романы» о «героических» трудовых буднях колхозников и шпалоукладчиков вкупе со сборниками ужасающих стихов абстрактного Краснопупенко «Бодро шагает пролетариат» прилагались в воистину ужасающих количествах.
Что ещё? Классика из числа признанной безвредной, советского розлива детективы, от которых печальная зевота начиналась, мизерное количество советской же фантастики — не любили этот жанр за его стремление описывать разные миры, а не только «победившего соцреализма» и прочих родственных «измов» — и фантастики импортной, но опять же «высочайше одобренной». Тоскливо, в общем, было в книжных советской поры, очень тоскливо. И даже то немногое, что пользовалось у читающих людей популярностью, выпускалось весьма печальными тиражами, которых всегда не хватало. Хорошие и популярные книги являлись — особенно вне столиц — таким же труднодоставаемым дефицитом как копчёная колбаса, модная одежда, записи хорошей музыки и тому подобные товары. Мда, вот он какой был, сюрреализм в цвете! Воистину Дали и Гигер отдыхают, нервно покуривая за углом. Казалось бы, что мешало выпускать действительно большими тиражами сметаемые с прилавков книги, особенно одобренные условными «комитетами по цензуре»? Ан нет, типографии были загружены совершенно иным барахлом, которое уныло стояло на полках, а потом отправлялось на прокорм мышам и тараканам в различные склады и запасники.
Мысли поневоле шевелились в голове, в то время как тело уже находилось внутри книжного. Ну что тут сказать — разница уже была заметна даже в сравнении с последними годами существования СССР. Тогда книги западных фантастов и детективщиков хоть и стали появляться, хм, куда как чаще, но достать их всё едино было большой проблемой. И сразу вспомнилась такая феерическая хрень как советская программа «книги в обмен на макулатуру».
Вот она, знакомая книга. Джеймс Хэдли Чейз, «Мёртвые молчат». Память подсказывает, что именно такую я-Всеволод покупал четыре года назад наряду с ещё несколькими. По той самой «макулатурной» программе, чтоб ей пусто было. Естественно, любители хороших книг сами макулатуру не собирали, а просто перекупали «талончики» у тех, кто этим промышлял. И ведь, что особо безумно, за деньги не продавали. Только таким вот извращённо-экзотическим манером приходилось действовать. И стоило, хм, ни разу не дешевле, чем если бы продавалось нормально, напрямую, без шаманско-советских танцем с бубном. Впрочем, удивляться этому не стоило, ибо что поделать — государство победившего аж на семь десятков лет сюрреализма во всей красе. Того, который лучше всего на полотнах Босха отображен… или Брейгеля, тут уж кому как нравится. До «Каприччиос» Гойя этому было далеко, ибо эстетики ни разу не присутствовало.