Дикая Лиза (Муж выходного дня)

Лиза привстала, вложила камень в резинку, и, натянув ее, медленным движением руки подняла рогатку до уровня глаз. Камень скользнул бесшумно и попал точно в голову глухаря, и тот свалился, как подкошенный. Птицы испуганно заорали, в воздухе захлопали тяжелые крылья, и все семейство мгновенно поднялось на крыло и бросилось искать спасение в гуще деревьев. Но на земле остался лежать великолепный глухарь. Лиза подошла к нему, и некоторое время стояла над мертвой птицей. Прежде хмурое и грустное ее лицо оживилось и даже осветилось радостью. Теперь у нее есть мясо, а бульоном из птицы она могла напоить сына, потому что чувствовала: одного материнского молока ему уже маловато.

Сынишка завозился у нее за спиной, загукал и принялся теребить ее за волосы.

— Сейчас, сейчас, — засмеялась Лиза, и, сняв с плеч люльку, взяла сына на руки. Дима засмеялся, обнял ее за шею. — Подожди, немного, — сказала она ласково и посадила его на мох. Но малыш тотчас встал на колени и потянулся к убитому глухарю. — Нет, так не пойдет! — опять засмеялась Лиза и подняла глухаря с земли. Птица весила прилично, и она снова пожалела, что у нее нет соли, тогда мясо можно было бы засолить и даже закоптить. Она уложила птицу в люльку, сбоку подвесила кукан с рыбой, а потом вырвала два особо крупных и ярких пера из хвоста глухаря и воткнула себе в волосы: ну, чем ни скво — боевая подруга индейского воина?

Дима захныкал, видимо, обиделся, что у него отобрали такую замечательную игрушку. Лиза присела на мох рядом с сынишкой, он потянулся к ней, и она взяла его на руки. Малыш поужинал, и Лиза тотчас сняла с него штанишки и подержала на руках, чтобы он справился со всеми делами. Дима уже хорошо понимал, что от него требуется, и целый день провел в сухих штанишках, что, конечно же, сняло часть забот с его матери.

Дальше Лиза понесла его на руках. Люлька с добычей приятно оттягивала плечи, а на душе было легко и спокойно. Теперь она знала, что им ничто не грозит, по крайней мере, в течение ближайших дней. Но если бы она могла знать, как на этот раз просчиталась!

Она прошла с полкилометра. Впереди виднелись скалы, вблизи которых она соорудила свое новое убежище. Оставалось миновать небольшую россыпь каменных глыб, вскарабкаться на каменное плато, и до их с Димой временного жилья оставалось не более ста шагов.

И тут она увидела медведя. Но сначала она заметила кучу еще дымящегося помета. Сердце ее ушло в пятки. Лиза поняла, что за зверь пометил звериную тропу, которая весьма удачно привела ее к озеру. Еще на Урале Егор Николаевич показал ей медвежью дорогу, которую вела к удобному горному перевалу, обходила крутые откосы и скалы, а также непроходимые лесные чащи и завалы сухостоя. Такие тропы, как пояснил старый охотник, наверняка приводят к рыбным рекам и озерам, к самым ягодным местам. Вероятно, она существовала с незапамятных времен, потому что была около полуметра шириной, хорошо утрамбована, лишена травы. Лиза, впервые попав на такую дорогу, приняла ее за ту, которая выходит к человеческому жилью, но тогда рядом с ней был Воронов. И когда он показал ей отчетливые следы медвежьих лап на непросохшей после недавнего ливня тропе, почувствовала себя неуютно, хотя держала в руках прекрасный охотничий карабин — подарок за победу в зональном первенстве по биатлону.

Со слов Егора Николаевича она знала, что мало кто из животных осмелится пройти по этой тропе. Лишь человек, да и то вооруженный, решится иногда встать на пути медведя. Но даже взрослый, сильный мужчина не способен противостоять медведю в одиночку и с единственным оружием в руках — ножом. Поэтому, вполне естественно, испугалась. Ей даже показалось, что из темной чащи леса кто-то за ней наблюдает, но приписала это своему воображению, и все-таки прибавила шагу.

Она поднялась на поросшее мхом и низкорослым лесом плато, и здесь, в просвете между деревьями заметила огромного зверя с темно-бурой, почти черной шерстью. Медведь был толст. Шерсть его лоснилась. Совсем немного осталось времени до того дня, когда метели и ледяные ветры загонят его в берлогу, но сейчас он, как и вся окружавшая его природа, наслаждался последними теплыми деньками, и чувствовал себя в полнейшей безопасности.

Никто из обитателей местной тайги не смеет нападать на эту, на первый взгляд, неповоротливую тушу более четырех центнеров весом, с сильными лапами, вооруженными двадцатью острыми, как лезвие бритвы, когтями, клыками в палец взрослого человека длиной, и прочими атрибутами хищного зверя. Никто не станет оспаривать его власть и права, за исключением разве его собратьев, точно таких же бурых медведей, как и он сам. С такими соперниками он готов сражаться всегда при малейшем намеке на посягательство с их стороны на эти места, которые он всегда считал своими.