Дикая магия

Катя кивнула, подхватила охапку хвороста и пошла рядом. Брахт и Ценнайра уже разложили одеяла и готовили пищу. Скоро на веселом костре закипел суп. Каландрилл, следуя Катиному совету, старался вести себя как можно более естественно, но это было нелегко. Черноволосая девушка как магнит притягивала к себе его взгляд. Он наслаждался игрой света на ее коже и волосах, ее красотой, и его так и подмывало похвастать своим геройством и произвести на нее впечатление своими деяниями и познаниями. Никогда еще женщина так его не привлекала. Образ Надамы бледнел в сравнении с Ценнайрой. Надама теперь была просто девочкой, чье лицо он себе не мог уже представить. Уж не влюбился ли я? — думал он. Неужели любовь может прийти так быстро? Вообще-то Брахт влюбился в Катю мгновенно. Но то — Брахт. Он совсем другой человек. Каландриллу, обладавшему натурой более утонченной, было трудно разобраться в ослепившем его чувстве. Он обескураженно молчал или говорил невпопад.

Ценнайра почувствовала перемену. Она не сомневалась, что вануйка говорила про нее с Каландриллом. Скорее всего, она, как и Брахт, все еще ей не доверяет. Что бы она ни решила потом, доверие завоевать необходимо. И потому Ценнайра не стала очаровывать Каландрилла, притворилась уставшей и смущенной, что отчасти соответствовало действительности.

Разговоры о Рхыфамуне взволновали ее. Она поняла, что этот колдун обладает колоссальной силой, и ее удивляло, что спутники ее до сих пор живы. Джессеринская долина была для них не более чем еще одной вехой в пути, как и ожидавший их впереди Боррхун-Мадж. Их не страшила встреча с джессеритскими воинами и с демонами, они безгранично верили в себя и в доброе расположение Молодых богов и решительно шли вперед, несмотря ни на что. Этот настрой пугал Ценнайру. Она вспомнила о волшебном зеркале и попыталась представить, что делает Аномиус. Рассержен ли ее повелитель? Пытается ли представить, где она? При первой возможности она свяжется с ним, но не сейчас.

Ночь тянулась долго. Наконец небо над головой начало сереть, и маленький бивак зашевелился. Путники со знанием дела принялись готовиться к дороге. Они вновь разожгли огонь, приготовили завтрак и оседлали лошадей. Брахт и Каландрилл побрились мечами, а женщины ополоснулись в ледяной речной воде. Солнечные лучи еще не достигли дна ущелья, а они уже сидели в седлах, направляясь к броду. Ценнайра, как и прежде, сидела за спиной у Брахта.

Переправа лежала в добрых двух лигах к западу, о чем можно было судить по глухому рокоту, доносившемуся до них с того места, где Кесс-Имбрун изгибался, расширяясь.

Каландрилл, ехавший впереди, остановился, потрясенный размерами естественной дамбы, дожидаясь Брахта. Скальные завалы поднимались к небесам. Валуны у подножия дамбы были навалены террасами, по которым вода бежала в пене, с яростью набрасываясь на обнаженные каменные клыки. Над потоком поднималась серебристо-золотистая мгла, переливаясь как радуга высоко над валунами.

— Переправа где-то здесь, прямо над скалами! — крикнул Брахт в ухо Каландриллу, изогнувшись в седле.

В колышущейся мгле они стали подниматься на скалу. Грохот водопада, заглушавший перестук копыт, пугал лошадей. Каландрилл по-прежнему возглавлял цепочку. Наконец сквозь зыбкую пелену он различил проход меж двух огромных камней и молча указал на него спутникам — говорить в таком грохоте было бесполезно. Он направил гнедого по резко уходящей вверх петляющей и скользкой тропинке к проходу за дрожащей водяной взвесью.

Он оказался на широкой площадке, о край которой плескалась река. Здесь, за естественной дамбой, река больше походила на озеро. Каландрилл с сомнением осматривал ее, дожидаясь спутников. Сверху дамба была широкой и гладкой, как рукотворная дорога: по ней запросто могли проехать десять лошадей в ряд, и вода захлестывала ее лишь на палец. Но с одной стороны был обрыв, с которого с грохотом падала вода, а с другой простиралась огромная заводь, под гладкой поверхностью которой, видимо, бушевали сильные течения. Над заводью на утреннем солнце радугой переливалась водяная взвесь — прекрасная и пугающая, словно сами духи поджидали здесь неосторожного путника. Каландрилл осторожно пришпорил коня.

Животное, напуганное переправой не меньше человека, стало бить копытом и храпеть. Каландриллу пришлось натянуть удила. Вода текла у него по лицу, капала с волос, проникала в каждую складку в одежде, щекотала грудь и спину. Он едва различал копыта лошади. Переправа эта походила на волшебную дорогу, которая привела его в Тезин-Дар, где время не имело значения, а расстояние являлось понятием абстрактным. Здесь же утро было наполнено угрожающим грохотом падающей воды, странным молчанием заводи и сбивающими с толку переливами контрастирующих цветов. Он подумал, что если Рхыфамун и оставил за собой чудища, то лучшего места для них и не придумать. Но меч он вынимать не стал, понимая, что сдержать перепуганную лошадь сможет только обеими руками.