Дикая магия. Проклятье «Черного тюльпана»

Кто-то подумает, что кошмар, приснившийся накануне первого учебного дня – дурное предзнаменование. Но за шесть лет я к нему так привыкла, что он стал признаком обыденности. Ошибочным. Обманчивым. Ведь ничего знакомого и родного за дверью спальни меня не ждало. А дурных предзнаменований и без того хватало.

Начать хотя бы с того, что три дня назад я была уверена, что сентябрьским утром пройдусь по любимой потаенной улочке Парижа, вдохну чудесный французский воздух и привычным движением открою потертую дубовую дверь «Эншантели» – Школы благородных манер и изящных колдовских искусств. Но, волею Судьбы, жестокой иронии и неожиданной инициативы крестного, я оказалась здесь.

Наверняка у Санкт-Петербурга бывали и хорошие дни. Но в мой приезд город был серым, унылым и плаксиво-пасмурным. Два чемодана стояли у кровати, до сих пор не разобранные: подсознание отказывалось верить в произошедшее.

Страшный сон, отголоски которого до сих пор ползали по мне липкой паутинкой, напомнил о других грядущих неприятностях. Сегодня меня ждет кое-что похуже кошмара шестилетней давности. Призрачно-бледная высокомерная физиономия с точеными скулами, будто вырезанная из мрамора ценной породы… И холодные черные глаза, глянцевым обсидианом сверкающие на белом лице.

Главное чудовище Академии.

Два дня назад, в ночь приезда, я его крепко оскорбила. Не знаю, что на меня нашло, – вспышка ярости, помутнение рассудка, проблеск идиотизма… Обычно я гораздо вежливее. Но этот гад с его кривой ухмылкой… В общем, бык на красную тряпку бросается с меньшим энтузиазмом, чем я на того типа. Я не питала иллюзий: мрачный профессор на первом же уроке возьмет реванш. Развлечется по-крупному. За мой, естественно, счет.

От воспоминаний о сумасшедшем пятничном вечере и последующей ночи меня до сих пор потряхивало.

***

…Едва мы прислонились к синей двери в парижском закоулке, как тут же оказались перед другой – знакомой, потертой, видавшей виды и десятки поколений волшебников. Спрятаться от преследователя в школе? Дурацкий план. Я бы предпочла перенестись за тысячи километров от «Эншантели», лишь бы больше не ощущать на себе этот злобный, проклинающий взгляд…

Крестный будто мысли мои прочитал (а может, и прочитал, не удивлюсь). Следующий час Артур препирался с мадам Буше, пытаясь забрать мои документы и договориться о переправке вещей в Санкт-Петербургскую Академию. Ничего не понимая, я молча сидела на стульчике для посетителей и нервно грызла стакан с водой. Я знала, что директрисе крестного не переспорить, но все равно с волнением прислушивалась к ее жалким попыткам.

– Артюр, мон ами! Ей остался год учебы! Все наши старания… Коту, пардон, под хвост! – жеманно стонала мадам Буше.

Мой опекун включил властную натуру на максимум: пронзал острыми глазами, задирал орлиный нос с горбинкой, возмущенно тряс короткими седыми вихрами с вкраплениями «черного перца». Больше всего мне в Артуре нравился волевой подбородок с импозантной ямочкой – уверена, в молодости он был неприлично красив. В итоге директриса обмякла под гнетом его обаяния и добровольно сдалась.

Спустя час мы оказались уже в другом ректорском кабинете – вполне уютном, пусть и небольшом. Артур привычно плюхнулся в свое кожаное кресло, стоявшее за красивым дубовым столом. Я заняла стул напротив, предназначавшийся посетителям. Ошалевшим от внезапных приключений взором я начала разглядывать новую обстановку и неожиданно наткнулась глазами… на него.

В темном углу с уставшим и недовольным видом стоял молодой мужчина, больше похожий на графа Дракулу, чем на человека. Бледность кожи оттенялась чернотой волос, глаз и всего одеяния. Воротник пиджака был поднят вверх, что идеально завершало демонический образ. Во взгляде чувствовалось нечто вроде тошноты. Глаза были холодными и острыми, губы плотно сжаты.

Молчание затянулось. Мы ждали кого-то еще, и я позволила себе внаглую рассматривать мрачного незнакомца. Он занимался тем же самым, с очевидной неприязнью высверливая в моем теле сквозные отверстия.

Среди воспитанниц «Эншантели» мужчина считался бы привлекательным. Тонкие, изящные черты лица, ярко выраженные аристократические скулы… Но все портили лед и высокомерие, сквозившие в каждом жесте и фразе. Нет, как по мне, затаенная злоба красивой быть не может.

Ему было лет тридцать или чуть больше. Я подивилась, когда крестный в приветствии обратился к нему «профессор». Казалось, чтобы дослужиться до такого звания, нужно заиметь седину в волосах. Хотя, в этой Петербургской Академии, куда намеревался определить меня Артур, все было шиворот-навыворот.

Минуту спустя к нам присоединился еще один мужчина. Второй преподаватель являлся полной противоположностью первого. Войдя в кабинет, он миролюбиво пожал мне руку и уселся в кресло возле лампы. Освещенное лицо профессора Осворта источало мудрость и доброту.