Дикая магия. Проклятье «черного тюльпана»

Мысли свои я заняла совсем иными вещами. Достала из-под подушки потрепанный блокнот в синем переплете и открыла посередине. Вчера я вписала в него три загадки, на которые не нашлось ответов.

Шесть лет в «Эншантели». Почему и от кого меня прятали?

Печать запрета Аманды. Какую тайну охраняет?

Преследователь в парижской подворотне. Кто он и чего хотел?

Рука сама взялась за перо и вписала рядом слова Артура о том, что «в мире случаются недоразумения». Стоило ли добавлять сюда появление дестинского дара и смерть родителей, я не знала. Связи не было, но интуиция кусала за пятки и подталкивала к блокноту, заставляя в уголке вписать и эти два факта.

А еще магическая война, о которой говорили Джен и, будь он неладен, Карпов. И враг, который вышел из тени и ищет сокровище. И огненная сфера в первый день учебы. И случайные тигры в Академии… И жуткие пророчества Дорохова. Стоп! Все это никак не могло быть звеньями одной цепи.

Объявить себя причиной всех бед в мире – отличный повод наведаться в психлечебницу. Этакий «комплекс гвоздя в ягодичной мышце мироздания». Но желейная извилина никак не могла ухватить, какие факты относятся к моей тайне, а какие – к чужим. В итоге плюнула и выписала на отдельный лист все странности, происходившие вокруг. Даже для дурацкой истории с обезволивающим вином нашлось крошечное местечко.

А что, если я – какой-то заколдованный вселенский магнит для неприятностей? И все, кто рядом, подвержены опасности?

Тогда прятать меня где-нибудь подальше от невинных жертв – оправданный шаг. Например, в горах, или в темнице строгого режима, или в лаборатории в роли подопытной мышки… Но вместо себя я спрятала блокнот – под подушку.

***

У смертельной пляски с саблезубой тигрицей был один положительный эффект. Из-за происшествия в фойе все позабыли о другом, не менее опасном танце. Из неудачницы, выудившей самый худший лот из зачарованного цилиндра, я превратилась в невинную жертву обстоятельств. Даже скользкий Бехтерев, крутившийся теперь подле Джен, примирительно заметил, что я «неправильная дестинка» и Судьбе, как видится, на меня начхать.

Если кто и задавал вопросы, то только связанные с размером лап и клыков, цветом глаз и запахом из пасти. И лишь Энди, выловивший меня в среду после лекции Осворта, поинтересовался самочувствием.

– Сильно перепугалась? – заботливо спросил Макферсон, когда мы отошли подальше от толпы.

– До чертиков, – призналась я парню. – Она была такой громадной.

– У тебя теперь аллергия начнется на диких кошек, – хрипло пошутил Энди.

– Ты был прав начнет красного платья и хищников… Ее я точно привлекла.

– Прости, я совсем не то имел в виду. А получилось глупо.

На уроке Валенвайда Энди занял соседний стул, всем видом намекая, что теперь планирует меня охранять. Если не от тигриц, то хотя бы от престарелых вампиров.

Бледный старец рассказывал о темном воинстве Августуса Блэра, обрушившемся на магический мир двести пятьдесят лет назад. Мотивы харизматичного забияки, похитившего сердце графини Воронцовой, а потом нагло вынудившем ее выбирать сторону, остались для меня загадкой. Вампир что-то говорил про возвращение к истоку Магии, очищение первой крови, восстановление сломанных даров и скрепление черного волшебства.

Но меня больше волновали две красивые руки, сцепленные в замок в полуметре от меня. И темные волоски, виднеющиеся из-под манжет белой рубашки.

Вспомнилось, как утром встреченный мной в фойе Эйвери признался, что "хвостов" не нашли. То есть тигриные, конечно, остались при хищниках, а вот детективные...

– Магический след умело подчищен, обрывается сразу у порога. Злоумышленники действовали грамотно, – сетовал Айзек, меряя размашистыми шагами парадный коридор. – Не удивлюсь, если среди них был маг-дрессировщик или работник заповедника... А то и службы отлова волшебных тварей.

Словом, очередной тупик.

Было ли мне страшно и тревожно? Конечно. Но не из-за тигрицы: ее вдруг стало жаль. Еще одна жертва обстоятельств, кем-то пойманная и запертая в клетку.

Нет, меня беспокоили слова Дженни о войне. Вот только страх был необычным. Холодным, расчетливым, рациональным. Голова понимала, что нужно бояться, и мозг услужливо посылал сигналы на выработку правильных гормонов. Я мыслила трезво и спокойно, а моя неслучившаяся истерика возмущенно побулькивала под коркой льда.

И когда я превратилась в замороженный полуфабрикат?

Не то, чтобы меня совсем не интересовало долгое и счастливое будущее. Мне нравилось дышать, переставлять ноги по влажной земле, вслушиваться в трескотню сонных птиц… Просто все эти эмоции, некогда сильные, поступали дозированно. Будто их кто-то прикрыл пуховым одеялом или обмотал в толстый слой застывающего парафина.

Только Карпову удавалось выводить меня из себя настолько, что кулаки чесались. Только в перепалках с ним кровь бурлила, сердце заходилось в потном галопе, рот наполнялся вспененной слюной… Рядом с ним я чувствовала по-настоящему сильно. Ярко, живо, яростно. Внутри плясал огонь, растапливая лед и заставляя стекать по артериям прозрачными струйками.