— Мужик, — позвал парень из приоткрытой двери. — Ты это. В общем, ты прав, все так решили.
— И? — требовательно произнес Кобылин, когда парень замолчал.
— Ну что ты так, — с заметным расстройством бросил парень и тронул набухающий фингал пальцем. — В драку сразу. Поговорили бы.
— Так быстрей доходит, — отрезал Алексей, все еще злящийся на пару недоумков.
— Ладно, — буркнул парень. — В общем, ты заходи. Там тебя твой кореш ждет. Посидим, поговорим. Народ познакомиться хочет. И все такое. Приглашаем в гости, вот.
Решив, что свою миссию он выполнил, парень с довольным видом скрылся в темноте. За ним тихонько закрылась дверь, едва слышно лязгнув о раму. Кобылин смотрел не нее, на черный прямоугольник на фоне серых кирпичей и думал о том, что делать.
Ему хотелось развернуться, гордо задрать голову и удалиться своей бесшумной походкой в город. Выйти, как всегда в одиночку, в каменные джунгли на поиски нового дела. Очень хотелось поступить именно так. Крыши, подвалы, слежка, разведка, засада… Одиночество и ожидание — те два «О», что заменили ему старые два нуля.
Есть грань — напомнил Кобылин сам себе. Еще немного, и он так сильно уйдет в одиночество, что не сможет вернуться обратно. А быть может, уже — нет? Где граница между жизнью и существованием?
Тяжело вздохнув, Кобылин разжал кулаки, вытер вспотевшую ладонь о куртку и направился к черной двери. Взявшись за холодную железную ручку, он на секунду прикрыл глаза, взвешивая все «за» и «против». А потом рывком открыл дверь и бросился в мягкое сияние коридорных ламп как в омут. С головой.
ДИКАЯ ОХОТА
— Ерунда, — сказал Гриша, задумчиво постукивая указательным пальцем по грубой деревянной столешнице, — ерунда, а не карта.
— Извини, — буркнул Кобылин, откидываясь на спинку деревянного стула, еле втиснувшегося между стеной и столом. — Других не завезли.
— Знаешь, что меня больше всего тревожит? — спросил Гриша, щуря глаз.
— Ну? — буркнул Кобылин.
— Судя по сообщениям, твоя догадка была удачной. Похоже, они полностью переключились на оборотней при проведении ритуалов.
— Это, конечно, утешает, — с иронией отозвался охотник. — Но нам-то от этого не легче.
— Легче, легче, — пробормотал Борода. — Я ведь тебе тогда не поверил, когда ты решил оборотницу ту искать. Думал, опять у тебя клин на спасении человечества.
— А тут спасение оборотней, — буркнул Кобылин. — И что? Можно расслабиться? Не торопиться? Прилагать меньше усилий?
— Вот в этом и загвоздочка, — проговорил Гриша. — Темные ритуалы — это по-любому плохо. А истребление оборотней… На этот счет есть разные мнения.
— Вот и держи их при себе, — парировал Кобылин. — Мое дело найти этого ушлепка в плаще и упокоить его, пока он не натворил что-то посерьезнее ритуала.
Григорий не ответил. Собрал бороду в кулак и тихонько дернул. Задумался.
— Ладно, — тяжело уронил он. — Я только хотел сказать, что мы слишком мало знаем об этом существе и о его мотивах. Но ты прав. Вернемся к нашим баранам.
Кобылин тяжело вздохнул — карту они рассматривали уже третий день, и ничего толкового в голову так и не пришло. Хотя какая там карта — так, распечатка с интернет-сайта, покрытая пятнышками маркера, завалявшегося в кармане у Бороды. Жирные точки стояли там, где пропадали оборотни. Едва заметные — отмечали места исчезновения людей. И уж совсем пунктиром отмечены места, где были замечены странные группы людей, не походящие на обычные уличные банды.
— Мало информации, — Борода шмыгнул носом, — куда уж нам до старого отдела аналитиков. Шаманство одно.
— А я и говорю, надо ходить и спрашивать, — отозвался Кобылин.
— Куда ходить? — бросил Борода. — По подъездам? Опрашивать старушек, представляясь дружинниками?
Кобылин не ответил — откинулся, прижал затылок к приятно холодившей стене, обвел глазами темный зал. Сегодня «Октопус» был почти пуст. Грубо сколоченные столы тонули в полутьме, пустые и заброшенные. Свет горел только над морозильным прилавком Вали — здоровенной тетки в белом халате, что явилась прямиком из детства Алексея. Точно такая же «тетяваля» раздавала завтраки в школьной столовой, готовая всегда и пошуметь, если замечала хулиганство, и дать лишний кусок масла на бутерброд, если вдруг шалун чем-то ей приглянулся. Но сейчас местная Валя вовсе не казалась Кобылину сказочным монстром. Он видел усталую, много чего повидавшую женщину, сложенную, как метательница ядра, и вряд ли нашедшую счастье в жизни. Из-под белого поварского берета торчат крашеные желтые пряди, под глазами — мешки от недосыпа, на лице хмурая гримаса. В руках полотенце и тарелка. Хмурится Валя — бессменный бармен в забегаловке отверженных. Сейчас глянет в сторону посетителей, что засели в дальнем пустом углу, нахмурится сильнее — почему не заказывают, чего сидят… Нет. Не глянет. Не нахмурится. Валя знает, зачем тут собирается народ. Говорят, в одиночку на болоте кикимору завалила. Насмерть придушила и в трясине схоронила. Давно уж, лет десять назад, когда по грибы ходила с дочкой. Валя тогда выползла из леса, после кикиморы. А дочка — нет.
— Эй, — буркнул Борода. — Лех, уснул, что ли?