Ей снились горы, хищными драконьими гребнями прорезавшие ночную тьму – с их острий ветер подхватывал снежные вихри, сбрасывая их в глубокие ущелья, словно прах, который развевали над морем по осени, в Ночь Сна, прощаясь с навеки ушедшими. Узкой седой лентой вниз по склону вилась дорога, закручиваясь спиралью меж гранитных клыков скал, и Мара видела ее так ясно и четко, будто бы бывала там когда-то давно – а ныне забыла о том. Она смотрела откуда-то сверху, с высоты птичьего полета, и тело ее обнимал небесный холод и глубокая мгла зимней ночи.
Ей снились тени – они уходили по этой дороге на север, они пели, и их печальные голоса сплетались в нить, сотканную из тоски из горечи, из дыма и персти. Они вскидывали головы к небу, и в мерцании их глаз ведьма видела немую мольбу – приди. Помоги. Забери нас из этой непроглядной ночи. Она тянула к ним руки и пыталась позвать их, но губы оставались сомкнутыми, да так плотно, что ни единого облачка пара с них не сорвалось, а темные тучи заслоняли ее силуэт. И тени уходили дальше, и недвижимая Мара не могла спасти их.
Откуда-то она знала, куда ведет та дорога.
По обе ее стороны тянулись ряды деревьев – иссушенные и черные, чернее вод в самой глубине океанов, где сети водорослей опутывали затонувшие корабли, утягивая их на дно. Ветви-руки с острыми тонкими пальцами, изломанными и ветхими, царапали небо, оставляя в подбрюшьях облаков длинные борозды, сквозь которые на землю лился тусклый неверный свет звезд – однако света того было недостаточно. Тени, проходя мимо них, касались их стволов туманными руками, припадая к ним как к спасению – но Мара знала: мертвые тела деревьев не смогут дать им того, чего они так жаждали. А желали они…
Прозрачные ручьи, сверкающие золотом под косыми солнечными лучами, текли у ее ног, и босыми ступнями она ощущала прохладу. Вода подпрыгивала на камнях, и во все стороны летели хрустальные брызги, и мелкие цветные камешки пересыпались в тонких ладонях речных духов – Мара видела их лица, и свет из-под их век казался лишь отражением солнца. Золото их тел само казалось солнцем, утонувшим в этих весенних ручьях, и хотелось обнять их, обнять всех до единого – мир успел соскучиться по духам. А ныне Мара была всем миром, и ей хотелось, невероятно хотелось испить из их ладоней живой воды, ощутить ее сладость всем своим существом и наконец стать целостной и полной. Зимой мир засыпал, и в его бессознательном теле недоставало той единственной капли, что смертные звали истинным волшебством – а ведьмы называли совсем другими именами: иль-вэане, лиреаны, кельди… Болотные огоньки. Все они были частью Бессмертного, запертого в клетке мира и дремлющего до поры. Бессмертный спал, и вместе с ним спали и они.
Тени искали их – тонких, прозрачных, бесплотных. Тени тоже хотели напиться, и Мара не понимала, кто это – немерты или же люди, которых Она забирала в свой плен. Черный туман их рук жадно искал в каждой сухой былинке, в каждой иссохшей ветви хоть каплю жизни, но найти не мог. И их процессия тянулась еще дальше на север – туда, где меж двух высоких, под самое небо, гор впивался в небо когтями башен древний замок, у подножия которого начиналось туманное море без берегов, море без вод и просоленных трав на дне, море…
Она закричала – и проснулась от собственного надрывного хрипа. Чьи-то руки крепко держали ее, и теплая шершавая ладонь, пахнущая снегом и горечавкой, зарылась в ее волосы.
- Тише, тише. Все хорошо. Я здесь.
Да… Здесь… Мару била дрожь, и тело чувствовалось холодным, чужим и жестким. В горле было сухо и колюче, словно внутри нее горячий ветер пересыпал золотые пески пустынь, и ведьма обессилено прижалась к Даэн, пытаясь согнать темную пелену странного сна. Слепая Мэг оказалась права – хозяйка диких, женщина с темными глазами змеи, теперь шла за ней по пятам, являясь в ночных кошмарах, страхах и сомнениях. Мара часто слышала ее свистящий шепот, внушающий ей, что ничего не получится, что она не справится, что все рассыплется пылью сквозь ее пальцы, и духи никогда не вернутся на Бар-эс-Тиллад из туманной благостной пустоты Бессмертного. Каждую ночь она приходила к ведьме и ткала сны – такие, что Мара всякий раз просыпалась в холодном поту и уснуть больше не могла. Всякий раз Даэн сгребала ее в охапку и держала до тех пор, пока дрожь не прекращала колотить колдунью. Вот и сейчас теплые, такие надежные руки Птицы закрыли ее от всех ужасов и ночных теней, и Мара, тихонько всхлипывая, закрыла глаза, утыкаясь лбом в ее плечо.
- Я не могу больше…
- Тише.