Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Вечер подкрался к ним незаметно, в тот самый миг, когда химеры взобрались на длинный горный хребет, изгибающийся плавной волной. К тому времени ноги у Меред окончательно задеревенели, и с крутого бока химеры девушка едва ли не свалилась в снег, со стоном ослабляя ремешки креплений. Атеа была в подобном состоянии и даже не стала никому высказывать свое недовольство, за что Меред возблагодарила богов. Дорога оказалась тяжелой даже для них, привыкших к долгим нагрузкам, а потому слушать сейчас нытье Лебедя было выше сил молодой Птицы. Знающая вместе с Аллэивар развела костер, и вскоре они вчетвером сидели у огня, стараясь как можно ближе подсесть к пляшущим языкам пламени. Меред вынула свое одеяло, и Атеа последовала ее примеру – теперь они кутались в одеяла, стараясь унять дрожь. Эльфийки тоже набросили на плечи шерстяные толстые плащи, прижимаясь спинами к своим химерам – да только они выглядели так, словно сидели где-то у домашнего очага. Разговоры не клеились, и после скудного ужина, прошедшего в молчании, Аллэивар проворчала:

- Ладно, давайте спать, пташки. Путь сложным был, нам отдохнуть надо бы, - она завернулась в свою накидку, устраиваясь поудобнее под боком у Йэн. Метнув косой взгляд на Меред, она тихо добавила, - Если замерзнешь, стриженная – подвигайся ко мне. Я не укушу.

Меред кивнула в ответ, стараясь выглядеть спокойной и умиротворенной. На самом деле, в груди что-то царапалось, скреблось, жалобно скулило, и Птица гнала от себя глупое чувство как могла. Да только никуда оно не девалось, голодное и жадное – вцепилось в самое сердце да так и сидело, впиваясь в него клыками и когтями. И Меред понятия не имела, что с этим ей делать.

Она и сама не заметила, как сон подобрался к ней скрипучим шагом Туманной Сказительницы, накрыл ее теплыми ладонями и спрятал от кошек, скребущихся там, в груди. Тишина, о которой Меред так долго молилась, наконец пришла, долгожданная и такая необходимая сейчас, и девушка охотно склонила голову ей на колени, позволяя ей вымести все печали и все мысли.

Она бродила по каменным улицам, солнечным и пахнущим горячими степными ветрами. Песочные стены, песочные улицы, синее небо вверху, над головой. Она была взрослой – той Меред, которая ныне звалась Келерийской Птицей, и в ножнах на поясе прятались ее Крылья. Но она была дома.

Крутобокие женщины в белых передниках сновали за широким окном пекарни, и Меред видела их руки – добрые, крепкие руки, пахнущие маслом, что взбивали этим утром из самого свежего молока. Руки, припорошенные мучной пылью, месили тесто в деревянных кадушках, и пахло сладкой свежеиспеченной сдобой. Одна из женщин устало разогнулась и, заметив Меред, улыбнулась ей. В ее руках откуда ни возьмись появилась краюха белого хлеба с золотистой хрустящей коркой, и пахла она теплом и солнцем.

Меред шагала по знакомым улицам, откусывая сладкий, еще теплый, хлеб. Вокруг носились маленькие шумные дети, рыжеволосые смешные девчонки играли в веревочку, весело гомоня, а их матери переговаривались у колодца, набирая кристально чистую воду в ведра. Меред смотрела, как эта вода переливается, искрится на солнце, разбивается крохотными капельками о булыжники на площади – и ей было хорошо и радостно.

За каменными приземистыми домиками, взбирающимися на холм, виднелась неоглядная морская ширь, синяя, глубокая. В ней крыльями белых чаек виднелись паруса, раздуваемые легким ветром, и солнце прыгало бликами на мелкой ряби волн. Под ногами уже не булыжники – сухая крошащаяся глина, из которой растут длинные нити ковыля и дикой травы, что доставала до самых колен Меред. Она подошла к самому краю, раскидывая руки и вдыхая полной грудью сладость и терпкую жаркую горечь андарских степей, такую пронзительную и живую, такую родную. А над ней было небо, вечное синее небо, птицы, солнце, и еще, и еще, и…

Девушка села, запутавшись в одеялах, хватая ртом воздух, хмельная и совершенно ничего не соображающая. Холод тут же вцепился в нее, прогоняя остатки сна, но Меред держалась за видение так крепко, как только могла. Неподалеку спала Атеа, спрятавшись в одеяло так, что и носа видно не было. Аллэивар посапывала, привалившись спиной к химере и приоткрыв рот – и Меред вдруг отстраненно отметила, что у той очень красивые губы. А возле огня сидела Знающая, и язычок пламени, что был не больше мотылькового крыла, медленно перетекал меж ее пальцев.

- Добрый сон? Или дурной?

Голос Тэаргавар прорезал тишину так неожиданно, что Меред даже вздрогнула. Девушка сильнее закуталась в одеяла, переворачиваясь лицом к огню.

- Добрый. Самый добрый из всех, что мог присниться, - спустя несколько мгновений ответила она. Ей показалось, что ведьма кивнула.

- Вот и славно. Значит, небо слышит нас, раз посылает нам добрые сны – правда ведь?