Дикая охота. Посланник магов

«Гвалч оттянул свои силы на север долины и перегруппировался. Он знает, что мы пока что не можем наступать, чтобы закрепить успех. Людям и животным нужно отдохнуть, нужно поесть, как, впрочем, и его армии. Я отправил разведчиков наблюдать за ним. Они доложили, что Гвалч разослал всадников на запад, восток и север. Командир разведчиков из гарнизона Каэр Дукейна предположил, что именно там Гвалч держит свои резервы, десять тысяч воинов или чуть больше. Это даст ему преимущество в численности, небольшое, но важное. И мы не знаем, скольких еще колдуний он может призвать на службу. Если мы решимся нанести удар, то разить нужно быстро и четко, раньше, чем он сумеет воспользоваться своими силами».

Накануне битвы у реки Ран, после которой преимущество окончательно перешло к ордену, запись была короткой. Два абзаца, не больше:

«Сегодня я снова говорил со Шкуродером. Он простой человек, в том смысле, что помыслы его просты. Он видит задачи предельно четко: это правильно, потому что поступить иначе будет неправильно. О, какая чистота намерений! Я должен думать о завтрашнем дне. Нужда велика, конец близок, в этом у меня сомнений нет. И это означает неизбежность того, отчего душу мою рвут зимние волки.

Шкуродер принял от меня задание с таким хладнокровием, что я чувствую себя ущербным, осознавая силу его веры. Я посрамлен. Я молю великую Богиню о том, чтобы однажды его тень смогла простить меня за то, что я попросил его сотворить во имя Ее».

Вот и все. Мальтус больше ничего не написал. Отчаяние сквозило в каждом слове, вся книга была буквально пропитана им. Анселю казалось, что он слышит голос покойного настоятеля, чувствует его мучения, и ему хотелось кричать, кричать во весь голос, чтобы Мальтус закончил запись и рассказал правду о том, что случилось в тот день. Даже если больше ничьи глаза не прочтут правды, кто-то видел ее, опознал и осознал. Зачем же прятать содеянное, как внебрачное дитя?

Ансель снова закрыл книгу и погладил обложку руками. Фундаментом Дома Матери были раствор и камни, фундаментом ордена оказались недомолвки и тайны. Давно пришло время вынести их на свет. Сювейонцы должны были носить свои шрамы гордо, как награды, сколь бы жутко те ни выглядели. Не победы в битвах закаляют характер, характер выковывают именно поражения. В поражениях рыцарь становится мужчиной или же теряет себя, перемалываясь в жерновах сожалений.

Огонь в камине почти догорел. Ансель потянулся к ящику для углей, подбросил в камин брикет торфа. И слишком поздно понял, что стоило взять щипцы; пепел и искры посыпались во все стороны, в комнату повалил черный дым. Настоятель попытался отстраниться, но было слишком поздно. Со следующим вдохом его грудь сжали невидимые тиски, боль вцепилась в измученные легкие. Ансель боролся с кашлем, как мог, задерживал дыхание, пытаясь не поддаться приступу, но проиграл. Кашель рванулся наружу с фонтаном крови и слюны. Спазм за спазмом сотрясали его тело. Настоятель видел красные пятна на мантии, даже когда перед глазами у него заметались черные точки.

Если бы только ему удалось дотянуться до колокольчика на дальнем краю полки! Ансель сделал шаг, цепляясь за каминную полку, но голова у него закружилась, и он упал. Чудовищная боль сжала его грудь огромным кулаком. Каждый вдох давался настоятелю с огромным трудом. Зато можно было полежать неподвижно, ощущая под горячей щекой прохладную каменную кладку. Лихорадочный трепет сердца под ребрами уймется, стоит только потерпеть. Вокруг него смыкалась темнота, убаюкивала, утешала, что было так приятно после долгих часов над проклятой книгой. Пора спать…

Ну что ж, все заканчивается.

26 Отвлечение