Дикая орда

Конан и Рустуф подошли к ближайшей куче и оттолкнули сцепившихся в драке пленников. Конан поднял огрызок плоской круглой лепешки из грубой муки пополам с мякиной – пища для самого занюханного раба. Конан с трудом заставил себя проглотить кусок.

– А вода здесь есть? – осведомился он.

– Перед заходом солнца нас поведут к реке небольшими группами, под охраной, – откликнулся Рустуф. – Там можно будет лечь на брюхо и лакать прямо из реки, как корова.

– Тогда вся надежда лишь на то, что поход не за горами, – заметил Конан, – иначе мы здесь все передохнем на таких харчах.

Козак отвел киммерийца в относительно свободный угол загона, и они вдвоем уселись на землю – доедать всухомятку отвратительные черствые лепешки.

– Есть один способ уйти отсюда… – после долгого молчания проговорил Рустуф.

– Ну-ка продолжай! – вскинулся киммериец.

– Бартатуя любит устраивать на своих пирах состязания. Он заставляет пленных воинов развлекать гостей.

Перед Конаном мгновенно забрезжила призрачная тень надежды.

– Борьба? Кулачный бой? Или с оружием?

– По-всякому, – ответил козак, – хозяин любит поглазеть на хорошую драку. И считает, что его командирам тоже полезно понаблюдать да поучиться.

– А бьются до смерти?

– Дерутся, пока один не победит. А жив или нет побежденный – это Бартатую не заботит. – Рустуф выковырял из своей лепешки небольшой камешек и отшвырнул его в сторону. – Я хотел было вызваться для таких боев. Случалось уже, что особо отличившихся в поединке Бартатуя зачислял в свое воинство. Лучше уж быть солдатом, чем рабом. И сражаться под началом такого человека не стыдно. Завоеватель есть завоеватель, даже если это и гирканийский пес.

– Ну так почему же ты на это не решился? – искренне удивился Конан.

– Есть одна загвоздка, – нехотя буркнул козак, – от этого даже такому воину, как я, становится не по себе.

– Что же именно?

– Я разговаривал с рабами, которым разрешено прислуживать на пирах. Бартатуя обычно устраивает потеху, когда к нему присоединяется какой-нибудь новый союзник. Часто, если кто-то заслуженно побеждает в таком поединке на радость зрителям, они желают продлить удовольствие и заставляют биться вновь…

– И выставляют против него нового противника, – закончил фразу Конан.

– Точно! Иногда смельчака ждет пять-шесть схваток подряд. Даже величайшего бойца может одолеть посредственный, но полный свежих сил воин.

– Это, между прочим, – заметил киммериец, – еще и способ убрать из толпы невольников возможных бунтарей.

Рустуф, усмехнувшись, кивнул:

– Вот и мне так кажется… Пока, во всяком случае, очень мало кто удостоился чести быть принятым в гирканийскую орду.

– Да, шансы не велики, – подытожил Конан, – но это все же лучше, чем постыдное ярмо. Кстати, как отбирают людей для поединков?

Козак рассмеялся:

– Да ты, я вижу, не трус! Подожди, вечером нас поведут на водопой – к тому времени мы все и выясним.

– А если нас поставят друг против друга? – неожиданно спросил Конан.

– Ну тогда посмотрим, кто из нас лучше бьется, – ответил Рустуф, хлопнув киммерийца по плечу.

Конан лежал на животе, впервые за этот трудный, бесконечно долгий день утоляя жажду. Невольников подвели к реке чуть ниже по течению от лагеря. Но принимать выгодное положение в расчет смысла не имело – все равно на много лиг вокруг другого источника живительной влаги не отыскать. Напившись досыта, киммериец присоединился к толпе рабов, поджидающих, когда за ними явятся стражники. Конан расположился позади Рустуфа с таким видом, будто никогда в жизни даже словом не обмолвился с козаком.

– Марш в конуру, собаки! – рявкнул степняк-надсмотрщик, щелкнув бичом. – Живее шевелите лапами! Другие тоже хотят пить!

Рабы побрели обратно к яме. Конан и Рустуф остались стоять. Когда надсмотрщик грозно двинулся в их сторону, Рустуф неожиданно поскользнулся на ровном месте, споткнулся и сильно толкнул киммерийца. Тот рухнул прямо на подошедшего степняка. Гирканиец что-то невнятно прорычал и хлестнул Конана бичом:

– Смотри себе под ноги, падаль!

– Еще никто не посмел безнаказанно хлестать меня бичом, – грозно воскликнул киммериец. И прежде чем пораженный надсмотрщик пришел в себя от удивления и гнева, Конан прыгнул и схватил кочевника за горло. Вырвав у гирканийца бич, киммериец что есть силы вмазал тяжелой рукояткой степняку по башке. Бил Конан с дьявольским расчетом: стальные мышцы варвара могли развалить котелок кочевника, как гнилую тыкву, но сейчас Конан лишь оглушил гирканийца. Убить стражника – значит навлечь на себя праведную ярость остальных степняков.

Надсмотрщик, точно куль с мукой, повалился к ногам киммерийца. Тут на помощь поверженному товарищу поспешили еще несколько степняков, на ходу обнажая мечи.