Дикая полынь

Точно помню день, когда я впервые услышал об этом: 6 мая 1945 года в городке Клейтце по ту сторону Эльбы. Вместе с фронтовыми корреспондентами Борисом Горбатовым, Всеволодом Ивановым, Александром Веком, Леонидом Кудреватых, Мартыном Мержановым мне довелось стать свидетелем встречи американских офицеров с группой наших офицеров во главе с генералом М. Сиязовым.

На том берегу нас встретили автомобили с американскими провожатыми. Горбатова и нас с Мержановым усадил в свою машину щеголеватый адъютант командира танковой части. Отрекомендовался актером одного из американских мюзик-холлов. Сравнительно сносно говоря по-русски, адъютант на ходу стал засыпать нас всякими "подковыристыми" вопросами. Разглядев по звездочкам на погонах в Горбатове старшего по воинскому званию, питомец мюзик-холла стал обращаться преимущественно к нему. Горбатов слушал американца сдержанно, не поворачивая к нему головы и подчеркнуто коротко отвечал. Обнаглевший хлыщ не без насмешки спросил:

— Вы не находите, что несколько поздновато взяли Берлин? Уже две недели мы с нетерпением ждем вас у этой унылой речушки Эльбы. Мы рассчитали, что вы возьмете Берлин раньше. Нехорошо так испытывать терпение союзников, нехорошо. Ведь мы…

— Не смейте так "шутить"! — оборвал вскипевший Горбатов распоясавшегося актеришку. — "Рассчитали"! А вы не рассчитали, какая разница между кровопролитными боями и маршевой прогулкой?! Поглядели бы на наши танки после сражений с фашистами! А ваши вот стоят без единой вмятины, даже без царапин. Такое впечатление, что вы с них не снимали чехлов…

Нарядный адъютант покраснел и больше с вопросами к Горбатову не обращался. И только уже за обедом он тихонько сказал мне на идиш:

— Я не сержусь на вашего подполковника за то, что он выругал меня. Между нами говоря, мы иногда ползли как улитки. Иногда чересчур долго отдыхали, — покажите мне человека, который отказался бы от хорошего отдыха. А в это время наци иногда устраивали погромы в лагерях и успевали-таки скрыть следы казней.

Так я впервые услышал о жертвах маршевых прогулок.

Прошло двадцать семь лет. Олимпиада в Мюнхене. Первое воскресенье сентября. Близ Мюнхена, в Дахау, где в марте 1933 года фашисты начали массовые расправы в своем первом концентрационном лагере, проходит интернациональный антифашистский митинг олимпийской молодежи. До сих пор не могу без волнения вспоминать об этом митинге, который в тесном "единстве" пытались сорвать западногерманские неонацисты, бандеровское отребье и молодые сионисты.

Молодой норвежский спортсмен, приехавший на Олимпиаду туристом, сдерживая слезы, рассказывает журналистам:

— Если бы американские генералы поставили перед своими войсками задачу — захватить Дахау штурмом, мой отец, возможно, остался бы в живых. Я теперь точно знаю: отца вместе с шестью норвежцами убили за сорок шесть часов до прихода американцев.

Наконец 1981 год. Западный Берлин. Еврейская чета (жену, по моим записям, зовут Песей) делится со мной тем, что много лет гложет им душу:

— Четверо наших родных погибли в лагере Флоссенбюрг в Баварии, недалеко от границы с Чехословакией. Мы, правда, точно не знаем, в каком филиале их убили. Ведь флоссенбюргский лагерь имел семьдесят филиалов и внешних рабочих команд; даже еще больше! Потом нам рассказывали местные жители из немцев, что американцы сильно запоздали с захватом Флоссенбюрга. Еще девятнадцатого апреля фашисты начали эвакуацию. Но американские военные пришли только двадцать третьего. Кто знает, сколько людей было уничтожено за эти четыре дня. Может быть, среди них были и наши родные с двумя маленькими дочками…

Вспоминаю эти три мимолетных, но столь памятных эпизода — и еще чудовищней представляются мне попытки американских "крестоносцев" и их сионистских прихвостней принизить, умалить роль Вооруженных Сил Советского Союза в разгроме вермахта третьего рейха в целом и в освобождении узников гитлеризма, в частности.

Б Ы В Ш И Е

БЕЖЕНЦЫ

К платформе Западного вокзала Вены подошел поезд. Как всегда, люди заторопились из вагона, но эти шестеро вышли, вернее, выпрыгнули на перрон первыми.

Никто их не встречал.

В их глазах нетрудно было прочитать смутную радость людей, еще не совсем верящих, что они избавились от чего-то гнетущего, страшного. Где я видел людей с такими глазами?

Не весной ли сорок пятого на подступах к осажденному Берлину? Навстречу нашим стремительно наступающим колоннам брели только что освобожденные советскими воинами узники гитлеровских застенков — югославы, датчане, голландцы. Их глаза светились радостной надеждой: предстояла скорая встреча с родиной!

Но такой уверенности не было, да и не могло быть у людей, которых я увидел в тот вечер на перроне венского вокзала. Они знали только одно: никакая сила не сможет вернуть их в Израиль, откуда они бежали кружным путем, прибегнув к многочисленным ухищрениям. Страшная сионистская действительность позади. А что впереди? Примет ли их Родина, которую они, по их словам, так необдуманно покинули?