Дикая роза

– Ой, Питер! Шампанское! – воскликнула Глэдис. – Я очень люблю шампанское. Но это ведь так дорого. Оно ужасно дорогое.

– Чепуха! Нет такого, чего бы я не позволил для моей девочки, – сказал Макс, погладив ее по голове.

Он встал, подошел к стойке и заказал бутылку дешевого шампанского и два бокала. Ожидая, пока бармен принесет заказ, Макс смотрел на Глэдис через зеркало над стойкой. Она поправляла волосы. Ее щеки раскраснелись. Она улыбалась. Его замысел удавался слишком уж легко.

Они виделись в пятый раз. Дважды они встречались за выпивкой. Один раз гуляли в Гринвиче. Один раз сходили в мюзик-холл. Сегодня они снова встретились в баре, куда он ее привел в вечер их подстроенного знакомства.

На каждом свидании Макс вел себя безупречно, по-джентльменски. Он был предупредительным, вежливым, готовым за все платить. Он подавал Глэдис руку, помогая входить и выходить из автобуса, спрашивал о ее матери, рассказывал о своей работе, церкви и родителях, живущих в Брадфорде. Он не забывал на несколько дней исчезать, как и надлежит моряку, отправляющемуся на север, в Гулль, или на юг, в Брайтон.

– Ну вот и шампанское прибыло, – сказал Макс, возвращаясь к их столику.

Он наполнил бокалы и произнес тост, наклонившись к Глэдис. Ее глаза скользнули по его шее.

– Боже мой! Что с вами произошло? – спросила Глэдис.

– Пустяки, – отмахнулся Макс.

Зацепив пальцем воротник, Глэдис притянула Макса к себе.

– Какая ужасная царапина! – прошептала она.

Так оно и было. Царапина и в самом деле выглядела ужасно.

– Я переносил капитану сундук. Не заметил зазубренной кромки. Она и полоснула меня по шее, – пояснил Макс.

– Бедняжечка. Давайте я вам помогу, – робко предложила Глэдис.

Она поцеловала кончик пальца, дотронулась до его шеи, после чего захихикала, прикрываясь рукой. Она всегда прикрывала рот, стесняясь крупных кривых зубов.

Макс взял ее за вторую руку и поцеловал:

– Мне стало намного лучше. Спасибо, дорогая Глэдис.

Глэдис отчаянно покраснела.

– Дерзкий мальчишка, – сказала она и снова захихикала. – Только не вздумайте строить далеко идущие планы.

Максу показалось, что его внутренности наполнились свинцом. Жутко было смотреть на это заурядное недоразумение женского пола в плотных чулках и так называемой практичной обуви, пытающееся быть веселым и кокетливым. Затея Макса вдруг показалась ему жестокой. Ему захотелось покончить с его хитроумным планом, усадить Глэдис в кеб и отправить домой. Но он совладал с собой. Бывали мгновения, когда он ненавидел то, чем занимался. В такие мгновения он и себя ненавидел. Однако возможностей отринуть долг у него было не больше, чем у его отца, сражавшегося в Меце в 1870 году. У каждого поколения фон Брандтов долг всегда стоял на первом месте, и Макс не был исключением.

Он застегнул воротник, поморщившись от болезненного надавливания ткани на рану, и сделал вид, будто внимательно слушает болтовню Глэдис. Он соврал ей о происхождении раны, как врал во всем, что касалось его жизни. Не было никакого сундука с зазубренной кромкой. Царапину на шее и еще несколько, на спине, ему оставила его любовница. Мод Селвин Джонс.

Пока Глэдис щебетала, рассказывая, какой обед она для него приготовит в воскресенье, Макс вспоминал любовные утехи с Мод.

Первый раз это было в Кедлстоне, у него в комнате. Они тогда опрокинули стол и разбили вазу.

Второй раз – в Уикершем-Холле, ее имении в Котсуолде. Он поимел ее в лесу. А может, все было наоборот. Они решили дать лошадям отдохнуть. Макс наклонился, чтобы поцеловать Мод, и уже в следующее мгновение они катались по земле. Мод ухитрилась не порвать шелковые чулки и удержать на голове шляпу. Дразнящая улыбка, едва заметная под черной вуалью, и пробудила в нем безумное желание. Тогда они явно напугали лошадей.

В третий раз это случилось, когда они возвращались из оперы к нему домой. Едва кучер отъехал от тротуара и кеб покатился в промозглую лондонскую темноту, Мод скинула туфли, затем медленно, дюйм за дюймом, стала приподнимать подол платья, дразня Макса. Так продолжалось, пока он не увидел, что под платьем у нее ничего нет. Страху на кучера они нагнали изрядно.

И наконец, их последняя ночь на квартире Мод. Когда он приехал, в ее спальне горело не менее сотни свечей. В серебряном ведерке со льдом лежала бутылка шампанского. И устрицы, тоже во льду. В начале их любовной игры Мод водила по его телу куском льда. Другой кусок она прикладывала к его царапинам уже в конце. Одно это воспоминание вызвало у Макса жесточайшую эрекцию. Мод сочетала в себе все, что он жаждал найти в женщине: возбуждение, способность довести до изнеможения, красоту и необузданность. Она подарила Максу то, чего он хотел сильнее всего, – возможность на несколько часов забыть о том, кем он являлся и чем вынужден заниматься.

– …или «Бисквит королевы Виктории»? Питер, какой вы хотите? Питер!

Gott verdammt noch mal![5] Он находился за многие мили от Глэдис.

– Что, Глэдис? – спросил он, быстро погасив воспоминания о Мод.