Дикая роза

Шейми задумался над ее словами. Как Дженни, красивая, умная, добродетельная, могла хотя бы на мгновение допустить, будто любовь мужчины превышает то, что она надеялась получить? У Дженни Уилкотт могла быть тысяча мужчин, и каждый из них, удостоившись ее внимания, считал бы себя невероятным счастливцем. Ну почему, черт побери, он не любит ее так, как любит Уиллу?! Почему он не может оставить Уиллу в прошлом – женщину, разбившую ему сердце? Сколько он потом собирал осколки? Что с ним происходит?

Эти вопросы не давали Шейми покоя. Они терзали его. Ему хотелось встать, одеться и пойти по залитым дождем полям. Идти и идти, пока злость не покинет его, пока не исчезнет отчаяние. Пока в мозгу не появятся ответы.

Но Дженни не позволила ему уйти. Нежно поцеловав Шейми, она притянула его к себе.

– Все в порядке, – снова сказала она.

И пока он лежал в ее объятиях, так оно и было… на несколько блаженных часов.

Глава 17

– А-а! Вот и она – моя зеленоглазая еретичка!

Уилла Олден улыбнулась. Она встала и поклонилась человеку, вошедшему в единственное питейное заведение Ронгбука, которое предприимчивый местный житель открыл в углу сарая для яков.

– Намасте, ринпоче, – произнесла она, тепло поздоровавшись с ним.

Традиция требовала первой здороваться со старшими. Тем более с ламой. Уилла обращалась к нему не по имени, а по титулу. В переводе с тибетского «ринпоче» означало «драгоценный».

– Намасте, Уилла Олден, – ответил лама. – Мне сразу нужно было искать тебя у Джингпы. Кстати, не я ли столько раз тебе твердил, что спиртные напитки туманят путь к просветлению?

Он отчитывал Уиллу, но глаза оставались добрыми.

Уилла подняла бамбуковую чашку с чангом, похожим на эль напитком из ячменя:

– Ах, ринпоче, я ужасно ошиблась! Я-то думала, что чанг Джингпы как раз и ведет к просветлению.

Лама засмеялся, вытащил низкую деревянную табуретку и присел за столик Уиллы, сооруженный из широкой доски, положенной на два ящика из-под чая, возле очага. Лама снял шапку из овчины, рукавицы и расстегнул тулуп. Вечер был пронизывающе холодным. Снаружи завывал ветер, но в каменном сарае Джингпы было тепло, чему способствовали огонь очага и дыхание яков.

– Ринпоче, не желаете ли глотнуть чего-нибудь горяченького? – спросила Уилла. – Вечер холодный, а тело желает тепла.

– У моего тела, Уилла Олден, мало желаний. Я справился со своими желаниями, ибо желание – враг просветления.

Уилла спрятала улыбку. Она и этот жилистый старик не впервые играли в подобную игру. Лама был духовным предводителем деревни, настоятелем буддистского монастыря в Ронгбуке. Ему не подобало развлекаться в питейном заведении на глазах у жителей. Завтра Джингпа, у которого язык без костей, расскажет всей деревне о приходе ламы. Если он и останется выпить, то лишь уступая просьбе Уиллы. И никак по-иному.

– Пожалейте меня, ринпоче. Я не настолько удачлива, как вы. Просветление ускользает от меня. Мной управляют желания. Даже сейчас, ибо я очень желаю побыть рядом с таким досточтимым человеком, как вы. Неужели вы откажете бедной еретичке и не позволите ей насладиться вашим светом и знанием?

Лама шмыгнул носом.

– Раз уж ты просишь, я выпью чашечку чая, – сказал он.

– Джингпа! Будь добр, чашку часуймы! – крикнула Уилла.

Джингпа кивнул и немедленно принялся смешивать все, что входило в состав этого укрепляющего напитка: горячий черный чай, соль, молоко яка и масло. Закончив, он налил дымящуюся смесь в бамбуковую чашку и подал ламе. Лама подержал ее в руках, согревая их, затем сделал глоток и улыбнулся. Джингпа поклонился.

– Что привело вас сюда, ринпоче? – спросила Уилла.

– К нам через перевал пожаловали непальские торговцы. Держат путь в Лхасу. Остановились в деревне на ночлег. И с ними – человек из западного мира. Он спрашивал про тебя, – сообщил лама.

От этих слов сердце Уиллы подпрыгнуло. Всего на мгновение – на безумное, невероятное мгновение – она позволила себе поверить, что это Шейми Финнеган неведомым образом оказался здесь и хочет ее видеть. Но уже в следующее мгновение она мысленно отругала себя за глупость. Шейми не желал иметь с ней ничего общего. Да и может ли быть иначе? Это ведь она бросила его, написав, чтобы учился жить без нее.

– Зовут этого человека Вильер. По-видимому, француз, – продолжал лама. – Еретик, как и ты. Вздумал забраться туда, куда забираться нельзя, – на нашу святую гору-матушку. Хочет нанять тебя проводницей. Сказать ему, где тебя искать? Но тогда я подвергну опасности твою душу. Или сказать, что таких у нас, в Ронгбуке, нет, и тем самым подвести тебя ближе к Будде?

– Благодарю вас за заботу, ринпоче. Хотя моя душа и жаждет просветления, тело мое жаждет цампу, часуйму и тепло очага по ночам. Чтобы все это купить, мне нужны деньги, которые я и получу, сопровождая француза. Так что я встречусь с ним сейчас, а с Буддой – попозже, но скоро.

– Скоро. Всегда скоро. Никогда сейчас, – вздохнул лама. – Что ж, Уилла Олден, будь по-твоему.

Лама быстро допил чай и приготовился вернуться в монастырь.