Дикая роза

– Я тоже так думаю. За все эти годы я не получил от нее ни одного письма, – сказал Шейми. – Ни одного. И знаю о ее дальнейшей жизни не больше вашего. Тогда, в Найроби, она была на волосок от смерти. Потом из Африки отправилась на Дальний Восток и сейчас находится в Гималаях, ищет способ закончить работу.

Эдди поморщилась:

– По-прежнему тоскуешь по ней? Потому-то и меняешь женщин как перчатки. Одну за другой. Ты все ищешь такую, кто сумеет занять место Уиллы. Но не находишь.

И не найду, подумал Шейми. Восемь лет назад он потерял Уиллу – любовь его жизни. Сколько он ни пытался, ни одна женщина даже близко не напоминала ее. Ни у кого из них не было такой жажды жизни, как у Уиллы, ее стремления к приключениям. Никто из них не обладал такой смелостью и не имел такой дерзновенной, страстной души.

– Все это моя вина, – сказал Шейми. – Если бы не я, она сейчас не скрывалась бы в Гималаях, за тысячи миль от дома и семьи. Если бы на Килиманджаро я повел себя правильно, она была бы здесь.

Мысли о случившемся в Африке не покидали его никогда. Восемь лет назад они с Уиллой решили совершить восхождение на Мавензи, одну из вершин Килиманджаро. Оба страдали от горной болезни. Он более или менее адаптировался к высоте, а Уилла – нет. Шейми предлагал прервать восхождение и спуститься, но она отказалась. И тогда они продолжили подъем, достигли вершины и… упустили драгоценное время. Почему? Потому что именно там, на Мавензи, Шейми признался Уилле в любви, сказав слова, которые столько лет носил в себе. «И я тоже тебя люблю, – ответила Уилла. – И всегда любила. С незапамятных времен». Он до сих пор слышал эти слова. Каждый день. Они звучали у него в мозгу и в сердце.

Когда они начали спуск, солнце стояло в зените, нещадно растапливая снег и лед. Лед, сковывавший один из валунов, подтаял, и валун устремился вниз по кулуару. Шейми повезло: он находился в стороне. А Уиллу валун сбил с ног, и она понеслась вниз. Шейми никогда не забудет ее крики. Она вихрем пронеслась мимо него и только чудом сумела ухватиться за выступ скалы.

Добравшись до места, где лежала Уилла, Шейми увидел, что у нее сломана правая нога. Из-под разорванной кожи торчали неровные края кости. Шейми поспешил вниз, туда, где остались масайские проводники, чтобы с их помощью спустить Уиллу. Но в лагере его ожидала новая трагедия: почти все проводники были убиты враждебным племенем джагга. Остальные исчезли неведомо куда. Шейми не оставалось ничего иного, как нести Уиллу на себе, идя сквозь джунгли и по равнинам. Через несколько дней утомительного пути по горам, сквозь джунгли, а затем по равнине он вышел к железной дороге, соединявшей Момбасу с Найроби. Шейми удалось остановить приближающийся поезд и довезти Уиллу до Найроби. Там он сразу же понес ее к единственному в городе врачу. Увы, за столько дней пути рана Уиллы стала гангренозной. Врач сказал: единственный способ спасти Уилле жизнь – немедленная ампутация ноги чуть ниже колена. Уилла умоляла Шейми не позволять врачу ампутировать ногу. Она говорила, что уже не сможет подниматься в горы. Однако Шейми был глух к ее мольбам. Он поверил врачу и ради спасения ее жизни согласился на ампутацию. Уилла ему этого не простила. Едва окрепнув, она покинула больницу. И его.

В своем прощальном письме Уилла писала:

Каждое утро я просыпаюсь в отчаянии и с таким же ощущением засыпаю. И что мне теперь делать? Куда отправиться? Как жить? Мне сложно прожить ближайшие десять минут, не говоря уже об оставшейся жизни. В этой жизни уже не будет холмов, куда я смогу забраться, тем более не будет восхождений на горные вершины. Что еще ужаснее, в ней не будет мечтаний. Лучше бы я погибла на Килиманджаро, чем так жить.

– Шейми, перестань себя винить. Твоей вины в этом нет, – решительно сказала Эдди и крепко сжала его руку. – Ты совершил невозможное, вытащив ее с той горы. И в Найроби ты принял единственно возможное решение. Единственно правильное. Представь, ты бы поддался на ее уговоры. А затем представь, как стоял бы в гостиной моей сестры и объяснял бы, что позволил ее дочери умереть, уступив бредовым просьбам Уиллы. Я тебя понимаю, Шейми. Все мы.

– От этого мне не легче, – печально улыбнулся Шейми. – Все меня понимают, Эдди. Все, кроме Уиллы.

Глава 2

– Прошу прощения, мистер Бристоу, – сказала Гертруда Меллорс, просунув голову в дверь кабинета ее начальника, – на проводе мистер Черчилль. «Таймс» нужен ваш комментарий по поводу доклада министра труда о детском труде в Восточном Лондоне. Мистер Асквит приглашал вас на ужин в «Реформ-клуб». Ровно к восьми.

Джо Бристоу, депутат парламента от Хакни, оторвался от записей: