Читаем Дикая роза (др. изд.) полностью

Эмма продолжала словоохотливо:

— Я беспардонная malade imaginaire, но, право же, я чувствую себя беспомощной, когда за мной некому присмотреть. Избалована я, конечно.

Рэндл налил виски и подал ей стакан. Она как раз взялась за новую сигарету, он поднес ей зажигалку, дал закурить. Руки их сошлись, и он поймал на себе её взгляд, пытливый и мрачный. В том, что он видел её без Линдзи, было что-то непристойное, точно он видел её голой и грозной, конечно, и жалкой тоже, но грозной. И он подумал: она сама привела меня сюда, каким-то колдовством выманила из гущи Лондона, это она меня позвала.

Эмма не сводила с него глаз. Ее кудрявые волосы спутались, выглядели непричесанными, как будто она уже начала превращаться в покинутую всеми старуху. Юбка её была усыпана пеплом, переполненная пепельница сыпала окурки к её ногам. Но любопытный нос был нацелен на Рэндла, как кинжал, а губы иронически-насмешливо растягивались, предвещая улыбку.

— Я сегодня получила премилую открытку. От нее, — продолжала Эмма. Но сказала она это рассеянно, словно думая о другом.

Рэндл удивленно взирал на нее. И не успел он сообразить, что с самого прихода не сказал ни слова, как Эмма спросила:

— Вы что же, Рэндл, проглотили язык?

Рэндл шел к ней с намерением сразу сказать: Линдзи моя. Но оказалось, что у него нет наготове слов для такого сообщения. То, что произошло, не так-то легко выразить словами. Он выдавил из себя:

— Я тоже получил открытку. — Вышло жалобно и глупо.

Эмма, которая изучала его, вся подавшись вперед, теперь откинулась в кресле и сказала:

— Вы бы поставили цветы в воду, раз уж были так любезны, что принесли их. Неприятно видеть цветы без воды. Вы не находите?

Рэндл вскочил, схватил розы и вышел на кухню. Здесь он сел и закрыл лицо руками. Наверно, он ещё пьян. Не может быть, чтобы эта немота и путаница в мыслях шли только от Эммы. Видимо, его недавний опыт убийцы не научил его тактике разрушения, которая сейчас требуется. Он жадно напился воды и посмотрел на себя в зеркало. Болван болваном. Он нашел вазу, налил её до краев и запихнул в неё цветы. Гадость какая, уже вянут. Им так и предназначено было остаться бутонами. У них, наверное, и нет сердцевины. И тут он увидел висевшее за дверью пальто Линдзи.

Это его ошеломило. Он глядел на пальто и строил догадки, не успевая облекать их в слова. Как могла Линдзи уехать без своего пальто? А может, она не уехала? Но открытку-то он получил! Погода теплая, она могла и не взять пальто, захватить только легкий плащик. Потом возникла бредовая мысль, что Линдзи где-то здесь, в квартире, прячется. Она где-то здесь и ждет, когда Эмма весело велит ей выходить, как девочка, которую волшебник превратил в куклу. Или ждет и не намерена показываться. Он поставил вазу на стол.

Он вышел в переднюю и огляделся. Дверь в гостиную закрыта. Он заглянул в столовую, потом тихонько отворил дверь в комнату Линдзи. Пусто. Но тикают часы, и кажется, будто кто-то здесь есть. Рэндл поежился и отступил. Сделал два шага, отделявшие его от спальни Эммы, и открыл дверь. Большая, вещая комната с итальянским освещением и широкой кроватью под красным покрывалом и не шелохнулась. Не было Линдзи, не было безмятежного ангела в углу. Он ещё впитывал в себя эту настороженную пустоту, когда заметил, что Эмма наблюдает за ним с порога гостиной.

Рэндл встретил её взгляд, прикрыл дверь и пошел за розами. Когда он вернулся в гостиную, она уже опять сидела в кресле.

— Вы не думайте, её здесь нет, — сказала Эмма тихо.

Мысль, что Эмма разгадала его сомнения, была невыносима. Он почувствовал наконец, что на помощь ему поднимается слепая ярость. Сказал почти грубо:

— А я и не думаю!

— Так зачем же было заглядывать в мою спальню?

— Послушайте, Эмма, — начал Рэндл. — Я пришел сказать вам, что вашей с Линдзи жизни пришел конец. Я забираю Линдзи. — Он не вполне сознавал, какие слова произносит, и, сказав их, не был уверен, получилась ли у него связная фраза.

— Да? — сказала Эмма, точно ожидая продолжения.

Значит, смысла не получилось? Он начал ещё раз:

— Я пришел сказать…

— Но разве Линдзи вам не говорила?

— О чем? — захлебнулся Рэндл.

— О нашем уговоре.

— Каком ещё уговоре?

— Относительно вас.

— Черт! — Рэндл встал и ухватился за спинку своего стула. Сбитый с толку, испуганный, он смутно сознавал, что у него отнимают центральную роль в этой сцене. — Никакого уговора не может быть. Теперь не вы с Линдзи решаете, как будет, а мы, Линдзи и я. Уж в этом-то я уверен.

Эмма спокойно на него посмотрела.

— Сейчас вы, по-моему, ни в чем особенно не уверены. Но вы не волнуйтесь, Рэндл, все будет хорошо.

— Это вы мнесоветуете не волноваться? — Голос его зазвучал громче.

— Понимаете, когда я увидела, как обстоит дело в Грэйхеллоке…

— При чем это здесь? Если вы, черт возьми, ездили туда обследовать мои семейные обстоятельства…

— Ну что вы, лучше выразить это как-нибудь по-другому, — сказала Эмма просто. — Да сядьте вы, милый, не нервируйте меня. Смотрите, вы и к стакану не притронулись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза