Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви

Так приближались они к тому месту, где находилась Таня. Но и в двух шагах ее не было видно. По-прежнему одинокой казалась среди вьюги и эта девочка с лицом, обледенелым от пота, держащая на руках своего ослабевшего друга. Она еще двигалась вперед, но и у нее уже не было сил. Она шаталась от каждого порыва ветра, падала, снова вставала, протягивая вперед только одну свободную руку. И вдруг почувствовала под своим локтем веревку. Она судорожно вцепилась в нее. Это могла быть и веревка от баржи, вмерзшей поблизости в лед. Но все же, перебирая рукой по канату, Таня закричала:

— Кто тут, помогите!

И неожиданно коснулась шинели отца.

Во мгле, без всяких видимых признаков, не глазами, ослепленными снегом, не пальцами, помертвевшими от стужи, но своим теплым сердцем, так долго искавшим в целом мире отца, почувствовала она его близость, узнала его здесь, в холодной, угрожающей смертью пустыне, в полной тьме.

— Папа, папа! — закричала она.

— Я здесь! — ответил он ей.

И лицо ее, искаженное страданием и усталостью, покрылось слезами.

— Он жив, — сказала она, толкая Колю к отцу, и сама, вся содрогаясь от громкого плача, припала лбом к его коленям.

Он присел на корточки и, сорвав с себя шинель, укутал прижавшихся к нему детей.

Что с ним? Он тоже плакал, и лицо его, искаженное страданием, как у Тани, было совершенно мокро. Но, впрочем, это мог быть и снег, растаявший от дыхания под его теплым шлемом.

— Филька… Филька прибежал к нам, — сказал отец.

— Филька, Филька! — повторила громко Таня, хотя Фильки не было здесь.

Минуту-две они оставались без движения. Снег наползал на них все выше.

Отец сильно дернул за веревку. Справа и слева стали появляться красноармейцы, не выпуская из рук бечевы. Они, как белые клубы снега, возникали из вьюги и останавливались подле детей.

Последним подошел красноармеец Фролов. Он был весь укутан метелью. Ружье его висело за плечами, а лицо было в снегу.

— Нашли! — сказал он. — Я говорил, что найдем. Без того невозможно.

Красноармейцы тесным кругом окружили детей и полковника, и вся толпа двинулась среди вьюги назад.

А из крепости раздался еще один выстрел.

XVI

Давным-давно прошел тот день, когда Таня так храбро билась со мглой и с облаками холодной вьюги за свою живую душу, которую в конце концов без всякой дороги отец нашел и согрел своими руками.

Ветер наутро повернул и остановился надолго. Тихо стало на реке, и над горами было тихо — над всем миром Тани. Ветер сдул с кедров и елей снег: леса потемнели. И взгляд Тани, опираясь теперь на них, спокойно стоял на одном месте, не ища ничего другого.

Коля только слегка поморозил себе уши и щеки.

Таня с Филькой каждый день навещали его в доме отца, нередко оставаясь обедать.

Но час обеда не казался Тане теперь таким тяжелым часом, как прежде. Хотя не так усердно угощал ее пирогами с черемухой отец, не так крепко целовала ее на пороге Надежда Петровна, а все же хлеб отца, который Таня пробовала на язык и так и этак, казался ей теперь иным. Каждый кусок был для нее сладок.

И кожаный пояс отца, валявшийся всегда на диване, казался ей тоже другим.

Она часто надевала его на себя.

И так хорошо Тане не было еще никогда.

Но не вечно тянулись каникулы. Кончились и они. Вот уже несколько дней, как Таня ходила в школу.

Она носила книги без ремешка и сумки. И всегда, прежде чем снять свою дошку, бросала их в раздевалке на подзеркальнике.

Сегодня она поступила так же.

Она бросила книги и, сняв дошку только с одного плеча, взглянула в зеркало, хотя всегда избегала смотреть в него, потому что это было то самое зеркало, которое когда-то так жестоко наказало ее.

Но теперь, погрузив свой взгляд в стекло, она устремила его не на свое лицо и не в свои глаза, в глубине которых по-прежнему ходили легкие тени, но на другое зрелище, не имевшее как будто никакого отношения к ней.

Она увидела толпу детей, стоявшую полукругом напротив. Все они были спиной повернуты к зеркалу, а головы их подняты вверх. Они читали газету, висевшую под железной сеткой на стене.

И Женя, стоявшая ближе других к стене, сказала:

— За такие дела ее следовало бы исключить из отряда.

— Выбросить просто вон, — сказал толстый мальчик, поступивший в школу вместе с Колей.

Не понимая, к кому могли относиться эти слова, Таня не торопилась подойти.

Но все же, отведя глаза от зеркала, она подошла к толпе. Газету она узнала. Это была районная газета, которую выписывал отряд.

Она спросила:

— Что тут происходит?

Услышав ее голос, дети повернулись к ней и снова отвернулись и исчезли вдруг все, как один.

Таня привыкла чувствовать всегда рядом с собой друзей, видеть их лица и, увидев сейчас их спины, была изумлена.

— Что это значит? — вскрикнула она.

Ей никто не ответил.

Тогда она подняла руку к железной сетке, запертой на замок, и прочла:

«Школьные дела.