Дикая тишина

Я больше не могла прятаться в больничных сумерках. Мот поступал в университет с надеждой. Не с той, с которой поступают нормальные студенты – что образование станет для них билетом в долгое и успешное будущее. Он надеялся всего лишь дожить до конца учебы, надеялся, что все это время его мозг будет работать достаточно напряженно и он сможет перейти в следующую стадию жизни. Но я и без его признания знала, что он переживает откат по сравнению с тем пиком формы, которого достиг в конце тропы. С тем счастливым моментом, когда он снял рюкзак и оказалось, что его тело избавилось от неподвижности и одеревенения и вновь слушается его. Или же это был не откат, а наоборот, продвижение вперед по направлению к предсказанному ему будущему?

В свой эпический пеший поход по береговой тропе мы отправлялись безо всяких надежд. Моту сообщили, что шансов выжить у него нет, что тау-белки в его мозге прекратили нормально функционировать и теперь слипаются в то, что врач назвал клубками. Постепенный процесс фосфорилирования тау-белков медленно закупорит те области его мозга, которые говорят организму, что делать. Я представляла себе, что эти клубки откладываются примерно как зубной камень в труднодоступных щетке местах. Постепенно они будут разрастаться и расползаться, пока не задушат все те замечательные клетки, которые говорят Моту, как двигаться, чувствовать, помнить, глотать, дышать. И однако за то время, пока мы, вечно уставшие и голодные, шли среди великолепной дикой природы, забыв о существовании нормального мира по одну сторону тропы и не отрывая глаз от бесконечного морского горизонта по другую ее сторону, что-то случилось. Мот изменился. Он окреп, туман в его голове рассеялся, движения сделались уверенней, а тело начало лучше слушаться. Почему, почему, почему это произошло? У всего должно быть объяснение, но, может быть, пора принять, что врачи правы, что делать больше нечего, кроме как готовиться к неизбежному концу?

Я не могла этого принять. Как только в окно проникли первые лучи света, я схватилась за телефон.

– Мне все равно, что ты устал, – вставай. Тебе нужно ходить; нужно двигаться. Иди на улицу и двигайся.

– Но я не могу. Самочувствие просто дерьмовое.

– Мне плевать. Вставай.

Я положила трубку и вышла в коридор за очередным крошечным стаканчиком чаю из автомата, потом снова взялась за телефон.

– Ты все еще в постели; я знаю, что ты так и не встал. Вставай, ты должен встать. Пожалуйста, просто вставай.

Должна же быть какая-то причина – физическая, химическая, биологическая, – почему болезнь отступала, пока мы шли. Какой бы она ни была, нам нужно найти способ воспроизвести этот эффект. Если мы его не найдем, нам придется снова взвалить на плечи рюкзаки и отправиться в поход на неопределенное время. Мот стремительно скользил навстречу кортикобазальной дегенерации, и ничто не могло затормозить его на этом пути; нужно было срочно что-то делать.

– Мот, надевай ботинки. Мне все равно, как ты себя чувствуешь; ты должен бороться за себя. Встань и попытайся. Пожалуйста, хотя бы попытайся…

///////

Впервые мы поняли, что с Мотом что-то не так, как раз во время пешей прогулки. Была двадцать пятая годовщина нашей свадьбы. Никакого особого праздника, ни шума, ни суеты, мы даже детям не сказали, какая это годовщина. В тот день мы решили просто побыть вдвоем, но нам показалось, что как-то отметить его все равно нужно.

– Как насчет горы Триван? Мы давно собирались на нее подняться, но времени все не было. Давай сделаем это сегодня.

Триван – высокий горный кряж в уэльском национальном парке Сноудония, к нему трудно подобраться с любой стороны, а на самый верх нужно скорее карабкаться, чем идти. Но Триван так значительно и эффектно выделялся на фоне остальных гор заповедника, что особенно удачно подходил для торжественного дня.

– Сегодня так сегодня.

Оставив фургон у подножия горы, мы отправились в путь, легко взбираясь по каменистым ступеням. Воздух был ясным и по-летнему теплым, над вересковыми болотами висели жаворонки, заливаясь своей чистой, ни на что не похожей небесной песней. Впереди аркой нависали скалы Кум-Идваль, а перед ними лежало озеро, отражая яркие солнечные лучи. Нам не захотелось идти по главной тропе, петлявшей в тени скал, и мы свернули налево, на тропинку, которая вела по боковому склону вдоль быстрой речки до самого ее истока, озера Ллин-Бохлюйд. Мы остановились, чтобы перекусить, выпили чаю из фляжки и явственно ощутили, как гудят ноги, отвыкшие от прогулок по холмам. Мот убрал фляжку назад в рюкзачок и протянул его мне.