Дикая война

Стрелять Мишка решил с угла соседского забора. Это была самая удобная точка, с которой было видно практически всё, что происходило в купеческом доме. Таким простым способом сберечь свои тайны, как просто задёрнуть шторы, купец откровенно пренебрегал. Почему? Этого Мишка так и не понял. Возможно, ему было наплевать на то, что соседи могут что-то увидеть, а возможно, очень хотел показать всем, что настолько богат, что может позволить себе освещать весь дом. А дом у него был не маленький.

Оставался последний вопрос. Как быть с винтовкой? В том, что местные следователи сумеют определить, что стреляли именно из данного оружия, Мишка не сомневался. Не настолько они тут были дикими, чтобы не знать о следах от нарезов на пуле. Отдать её после акции кому-то из казаков означало подставить невиновного человека. Но и просто бросить её на месте тоже было глупо. Хунхуз никогда бы так не поступил. Для них хорошее оружие так же важно, как, к примеру, для казаков. Но избавиться от винтовки так или иначе придётся.

Оставался последний способ. Разобрать её на запчасти. Приклад отправить в печь, ствол в переплавку, остальное — в ящик со всяким железом. Да, так будет проще всего. Уж что-что, а ствол он всегда найти сможет. Найдя решение, Мишка повеселел и принялся готовиться к самой акции. Было бы неплохо соорудить что-то вроде глушителя, но возможностей кузни для этого мало. А в мастерские депо его больше не пускали. Так что придётся обойтись тем, что есть. Хотя один способ придумать можно. Ведь ему нужен всего один выстрел.

Порывшись в куче привезённого железа, Мишка нашёл обрезок широкого латунного цилиндра и, вертя его в руках, принялся прикидывать, как из него сделать подходящую деталь. Просто закрепить цилиндр на стволе было мало. Да и размер у него был такой, что, накрученный на срез ствола, он напрочь перекроет прицел. Значит, цилиндр не подходит. Самое неприятное, что Мишка толком не знал, из чего состоит этот самый глушитель.

Бросив цилиндр на верстак, парень снова начал перебирать железо. Трубка длиной сантиметров тридцать и диаметром сантиметра четыре его полностью устроила. Вбив в торец трубки подходящую гайку, он нарезал на срезе ствола резьбу и принялся сверлить трубку. Превратив её в дуршлаг, Мишка отыскал в куче железа ещё одну гайку, с чуть большим внутренним диаметром. Вставив её в передний торец трубки, парень покрутил получившуюся конструкцию в руках и, вздохнув, проворчал:

— Это даже не дилетантство, это… даже не знаю как назвать. Знал бы заранее, специально бы по этой теме всё выучил. Ладно. За неимением гербовой будем писать на туалетной.

Вернувшись в дом, парень достал из кладовки кучу кожаных обрезков и принялся сворачивать из одного куска подходящий рулон. Не тугой, но и не настолько слабый, чтобы болтался в трубке. Сунув его в приготовленную деталь, он заткнул свободный конец гайкой и принялся обворачивать трубку кожей сверху. Проверив глушитель на просвет, он убедился, что свободному проходу пули ничто не мешает, и закрепил верхний слой кожи тонкой бечёвкой.

— Один выстрел должен выдержать, — вздохнул парень, мрачно осматривая это произведение очумелых ручек. — Блин, изобретение пьяного милитариста, по-другому всё это не назовёшь.

Парень отлично понимал, что полностью заглушить звук выстрела это сооружение не сможет, но это и не требовалось. Главное, что звук станет хоть немного тише и, что самое важное, рассеется. Это даст Мишке время уйти раньше, чем патрульные сообразят, в какой стороне стреляли. Ещё раз примерив свой глушитель на винтовку, он убедился, что разваливаться на ходу тот не собирается, и, убрав оружие подальше с глаз, отправился отдыхать.

Ночью ему нужно было быть выспавшимся и бодрым. Глафира каким-то неисповедимым женским чутьём угадала, что парень что-то задумал, но встревать не решилась. Только весь день бросала на него внимательные, задумчивые взгляды. Сам же Мишка делал вид, что занят каким-то очередным проектом. Он ходил по мастерской из угла в угол и что-то чиркал на листе бумаги. Осторожно заглянувшая в комнату тётка, увидев его за этим занятием, улыбнулась с заметным облегчением и, подойдя к столу, осторожно поинтересовалась:

— Мишенька, а чего это такое будет?

— Да пока и сам толком не знаю, — скривился Мишка. — Вот мысль одна появилась, а как правильно сделать, ума не приложу.

— Ты поэтому такой взъерошенный?

— Угу.

— Ну, тогда думай, а я к себе пойду, — вздохнула Глафира, привычным жестом погладив его по голове. Как маленького.

Не ожидавший такого жеста Мишка замер, не зная, как реагировать. Тётка вышла, а он, откинувшись на спинку стула, который сам же и сделал, с облегчением вздохнул.

Дождавшись, когда в доме все уснут, Мишка бесшумной тенью выскользнул на крыльцо и, быстро проверив, всё ли взял, выскочил на улицу. Широкие лыжи быстро скользили по укатанному тракту, неся его к посёлку. Где-то в тайге послышался волчий вой, но парень даже не оглянулся. Встречи со стаей он не боялся. Больше его волновала опасность попасться кому-нибудь на глаза.