Дикая война

Страдальчески вздохнув, Мишка вернулся к работе. Но спустя примерно четверть часа раздался осторожный стук в дверь. Глафира, удивлённо посмотрев на парня, легко поднялась и, подойдя, распахнула дверь. Мишка, которому за её спиной не было видно, кто пришёл, но судя по её ехидной интонации, это был тот, кого он будет рад видеть, продолжал заниматься своим делом. Так и вышло, отступив в сторону, Глафира впустила в избу Ленку. Молодую вдову, к которой он регулярно заглядывал и оставался ночевать.

— Что, голубка, не снесла душа? — продолжала подтрунивать над ней тётка. — Да входи уж. Входи. Вон, сидит, сокол твой одноглазый.

— Да что ж ты такое говоришь-то, Глафира Тихоновна? — смущённо возмутилась Ленка. — Знаешь ведь, целы глаза у него. Заплыли только.

— Да знаю, потому и смеюсь, — отмахнулась тётка. — Ступай, а я пока самовар вздую, — проявила она тактичность и, подхватив самовар, вышла.

— Ох, Мишенька, — судорожно всхлипнув, выдохнула вдова, бросаясь к нему. — Живой! Слава тебе господи!

— Да что ж вы меня все хороните-то? — вдруг возмутился Мишка, откладывая стамеску и обнимая любовницу. — Вот отлежусь, снова как новенький буду. Лучше скажи, что с дочкой?

— Простыла егоза, — улыбнулась Ленка сквозь слёзы. — Говорила ей, чтобы не пила воду прямо из ведра колодезного, так не послушала.

— У врача были? — спросил Мишка, стараясь ответить на поцелуй и при этом не сильно крутить головой.

— Были. Порошок какой-то дал. Легче ей уже. Я потому и принеслась, что спать её уложила.

— Денег много потратила? — не унимался Мишка.

— Что было, то и отдала.

— Погоди, — кивнув, отодвинул её Мишка и, поднявшись, осторожно проковылял к своему оружейному сундуку.

Из полученных от атамана семнадцати рублей, десятку он отдал тётке, а остальные оставил себе, на всякие расходы. Достав из старого кожаного подсумка три рубля, он закрыл сундук и, вернувшись к лежанке, сказал, протягивая женщине деньги:

— Вот, держи. Купишь ей забаву какую и сладостей. Да и себе чего подбери. Благо хозяйство у тебя крепкое.

— Не надо, Мишенька. Я ж не за этим, — смутилась Ленка, и глаза её влажно заблестели.

— Знаю, что не за этим. Да сама видишь, я пока сам к доктору не ходок. Так что возьми. Мало ли чего. Ребёнок-то ещё не совсем оправился. Да и гостинец я тебе из похода не привёз. Самого едва довезли. Так что бери и не думай глупого.

— Спаси тебя Бог, Мишенька, — жарко выдохнула Ленка, прижимаясь к нему всем телом.

* * *

Из сна его вырвал чей-то возмущённый шёпот. Словно в сенях кто-то спорил, при этом стараясь сдерживаться. Возмущённую тётку Мишка признал, ещё даже как следует не проснувшись, а вот второй голос сначала его удивил, а потом заставил улыбнуться. Так гудеть рассерженным шмелём размером с собаку мог только один человек. Поднявшись, Мишка не спеша обулся и, не торопясь прошаркав к дверям, распахнул их, с улыбкой сказав:

— Мама Глаша, ты чего гостя на пороге держишь? Негоже так. Не басурмане, чай.

— Ой, сыночка, проснулся, — смутившись, засуетилась тётка. — А ты чего вскочил? Хочешь чего?

— За дом прогуляюсь, а ты пока самовар поставь. Проходи, дядя Николай. Я скоро, — добавил он, отворяя входную дверь.

Смущённый представитель власти — это всегда необычное зрелище. А смущённый урядник — это вообще что-то с чем-то. Громадный мужик с роскошными усами, весом за полтора центнера, смущающийся, словно девица, зрелище не для слабонервных. Так что Мишка, выбравшись во двор, едва сдерживался, чтобы не заржать в голос, как тот конь.

Посетив свой теремок, он всё так же не торопясь вернулся в избу и, усевшись за стол, улыбнулся вытиравшему лицо платком толстяку:

— Что, дядя Николай, досталось от тётки?

— Это я ещё не всё сказала, — тут же отозвалась Глафира, вылетая из-за печи.

— Ты это, Глафира, не шуми, — забасил урядник, ещё больше смущаясь. — Я ведь не просто так. По делу пришёл.

— Мама Глаша, ты ещё метлу возьми, полетишь быстрее, — шутливо осадил Мишка её порыв. — Я тебя просил самовар поставить.

— Так уже, Мишенька, — разом осёкшись, залепетала тётка.

— Вот и слава богу. Гость в доме. Собери там к чаю чего, — улыбнулся ей парень.

— Ага, так уже, — закивала Глафира и метнулась обратно.

— Однако, — удивлённо покрутил толстяк головой.

— Как дела, Николай Аристархович? — сменил тему Мишка.

— Так твоими молитвами, — усмехнулся толстяк. — Снова выручил ты меня, Миша. Народ уж чего только не задумывал. Благо у нас вечно запрягают медленно, а то не миновать беды. А уж когда узнали, что мы с казаками сговорились, так разом все и притихли. Знают уже, что ты ничего просто так не делаешь.

— О как! Это я тут теперь заместо народного мстителя числюсь? — растерянно усмехнулся парень.

— А ты как думал? Да помнит народ, с чего ты сиротой стал. Так что знают, что мимо такого дела не пройдёшь.

— Ну не прошёл, и чё? — иронично усмехнулся Мишка. — Ещё неизвестно, чем вся эта история нам аукнется.

— Сам говорил, война будет. А то, что хунхузы лютуют, так оно всегда так было. С самого начала нужно было им рога обламывать. Да начальство всё в большую политику играет.