Дикая война

Нет. Не такой жизни она хотела. Ей хотелось веселья, блеска, царствовать и повелевать. Ведь она молода и красива, а значит, настоящие мужчины просто обязаны заметить это и, влюбившись, бросить к её ногам все свои состояния. Да, именно так. И тогда она, как истинная королева, выберет себе самого лучшего из них. Все эти мысли так взбудоражили девушку, что лицо раскраснелось, а дыхание стало бурным.

Отойдя в закуток между рядами, Дарья несколько минут пыталась прийти в себя. Кое-как справившись с нахлынувшими чувствами, она отдышалась и, утерев выступившую испарину платочком, осторожно выглянула наружу. Её состояния никто не заметил. Выбравшись из своего закутка, она снова пошла по рядам, выбирая продукты домой и попутно пытаясь осознать, что с ней происходит. Впрочем, некоторые вещи она и так знала от маменьки.

Девушкой она росла здоровой, сильной, и к своим семнадцати годам уже давно сформировалась как женщина. Отсюда и всякие желания грешные. Именно так называла их маменька. Наполнив корзину, Дарья не спеша направилась к выходу. Из задумчивости её вывели громкий смех, музыка и топот копыт. На торговую площадь выкатилась целая кавалькада бричек, пролёток и просто телег, в которых восседал нарядно одетый народ.

Катившая первой бричка остановилась, и из неё, свесившись так, что едва не выпадал, появился богато одетый купец.

— А чего это такая красивая барышня пешком ходит? — завопил он на весь торг. — Поехали с нами, красавишна. Не пожалеешь.

— Так это у вас праздник, сударь. А у людей будни, — приняв неприступный вид, ответила Дарья.

— Верно. Праздник! — во весь голос заорал купец. — Праздник у меня! День ангела! Да ещё сподобил Господь, стал я миллионщиком. На самый день ангела стал!

— Миллионщиком?! — растерянно переспросила Дарья, не веря своим ушам. — Это чем же таким вы занимаетесь, что миллионщиком стали?

— Пушниной, золотом, костью звериной! — орал в ответ купец. — Вот теперь где у меня все, — сжав пухлый кулак, он тряс им перед носами сидевших в бричке. — Вот где. Все по струнке ходить станете. Третий день гуляем. И ещё гулять станем. Со мной едем, барышня. Гулять!

Слушая его вопли, Дарья не могла поверить, что этот пузатый, с косматой бородой купец и вправду стал миллионщиком. Как? Почему? Почему именно он? Вот этот, толстый, неуклюжий, пьяный от собственной значимости человечек, а не какой-нибудь молодой, красивый, сильный юноша? Эти вопросы снова взбудоражили её горячую кровь. Но ещё больше Дарью взволновала услышанная цифра.

— Так что, красавишна, поедешь? — вдруг повернулся к ней купец.

— Мне продукты домой отнести надо, — выдохнула Дарья, показывая корзину.

— Митька! — тут же заорал купец.

Рядом с ним словно из-под земли вырос молодой, разбитной парень.

— Корзинку у барышни возьми и домой к ней снеси. Нас потом сам догонишь, — вальяжно приказал купец и, потянув девушке руку, унизанную перстнями, добавил: — Садись, красавишна. Поехали. Гулять пора.

Словно во сне, Дарья опёрлась на поданную руку и впорхнула в бричку. Внимательно следившие за этим действом гости купца радостно загомонили, и музыканты снова заиграли что-то бравурное, смахивающее на цыганские напевы. Бричка покатила дальше и, сделав круг по торговой площади, снова выкатилась на дорогу. В руку девушке кто-то сунул бокал с вином, и она, повинуясь общему настроению, лихо вылила его в себя.

— Вот это по-нашему! — раздалось над ухом, и купец, обняв её за плечи, крикнул: — На утёс едем! Там столы накрывать станем!

Кучер щёлкнул кнутом, и бричка покатила к выезду из посёлка. Вино ударило девушке в голову, и Дарья, забыв обо всём на свете, отдалась на волю веселья. Кавалькада катилась мимо вокзальной площади, когда из-за угла вывернул высокий, широкоплечий парень со шрамом на лбу и, не глядя на купеческий выезд, зашагал в сторону деревни. Движения его было стремительными, но сглаженными, словно у хищного зверя. Дарья и сама не поняла, с чего вдруг решила так поступить. Ткнув пальцем в парня, она капризно наморщила носик и, повернувшись к купцу, сказала:

— Хочу, чтобы он поехал с нами. Пусть тоже веселится. А то ходит тут с мрачной физиономией.

— Кто? Этот? А и правда, это ж Мишка, охотник, — оживился купец. — Останови, — скомандовал он кучеру. — Эй, Мишка, подь сюды!

— Тебе надо, сам придёшь, — раздалось в ответ, и парень, оглянувшийся на зов, зашагал дальше.

— Да ты с кем так разговаривать смеешь?! — взъярился купец и, едва не выпав из брички, кинулся следом. — А ну, стой, пёсий сын! Стоять, сказано!

— Как ты меня назвал? — прошипел парень, резко развернувшись к нему всем телом.

— Щенок! Сын пёсий! — раздалось в ответ. — Шкуру спущу!

— Ну, рискни, боров, — усмехнулся парень, и от этой усмешки протрезвело большинство гостей.

— Прошка, Васька, Костька! — завопил купец. — А ну, научите эту шваль уму-разуму. И почтению тоже. И чтоб знал, кому кланяться должен, падаль подзаборная!