Дикая жизнь

– Сняли на прошлой неделе, – я провела языком по зубам, до сих пор удивляясь, какие они гладкие и скользкие.

– Сними-ка очки.

Я сняла.

– Ты же красавица. Как я раньше этого не замечала?

Потом она сказала, что это был момент истины.

– Может, потому, что тебе был дорог даже темный облик мой, – предположила я, исковеркав «Отелло».

– Вот именно, лапочка, – подтвердила Биб.

– У нее нос острый, как у ведьмы, – заявила Шарлотта.

– Нормальный у нее нос, – возразил папа, которому, похоже, невдомек, что «нормальный» – это почти оскорбление.

– Только если тебе нравятся огромные носищи, которые никто не любит, – возразила Шарлотта.

– У нее есть харизма, – заявила Биб. – Именно это мне и нужно.

– Ты точно про нее говоришь? Про мою сестру? Сибиллу Куинн? – недоверчивый голос Шарлотты стал пронзительным. – Да она же буэ! Полное буэ!

– Не смей так говорить, – заявила мама, которая сама лишь недавно узнала, что значит «буэ», да и то потому, что сама так сказала, вот я и решила объяснить ей. Она ответила: «Да? Какая жалость! А я думала, это что-то вроде необидного способа сказать «страшненькая». Ничего странного, ведь раньше она считала, что «лол» – это «люблю, обнимаю, люблю». И ставила его в подпись ко всем текстам подряд, пока я несколько лет назад не просветила ее.

– Мне не нужны миленькие подделки, я хочу своеобразия. Мне нужна личность! – продолжала Биб.

– Для чего?

– Для запуска в продажу парфюма. На рекламный щит и кампанию в журналах. Jeune Femme Sauvage[2], – она рылась в новейшей дизайнерской версии волшебной сумки, куда у нее помещался целый офис. Вытащила фотоаппарат, сфотографировала меня несколько раз и уставилась в экран. – То что надо. Господи, как же ты похожа на свою маму!

– Что, такая же старая и замученная? Бедняжка, – сказала мама.

Мы посмотрели на нее. У мамы высокий лоб, тонкий нос и большой рот (в обоих смыслах). Волосы она не красит. Они подстрижены прямо и причесаны на косой пробор. Такого же цвета, как мои. То есть мышиного. Только она зовет его «крысиным», она ведь такая юмористка. А улыбка у нее правда классная. И она улыбнулась.

– Снимай. Дольше сохранится, – сказала она.

Биб сфоткала меня вместе с мамой. Мы обе улыбались. И я увидела, что, хотя я совсем не старая и не замученная, мы с ней правда очень похожи.

Мама обняла меня и шепнула мне на ухо:

– Посудомойка.

2

пятница, 28 сентября

После того как Фред…

суббота, 29 сентября

После того как Фред умер…

воскресенье, 30 сентября

После того как Фред умер, все мое время отнимали тупое неверие, бессмысленный хаос и терапия.

Психиатр Эстер говорила: ведите дневник, Лу, как насчет дневника, может быть, все-таки начнете вести дневник, Лу, подумайте об этом…

Мы постепенно готовились к переходу от преимущественно терапии к моему возвращению в школу. Подумать только: оказывается, нельзя просто взять и выйти из терапии. По крайней мере, взять и выйти из терапии не рекомендуется. И неважно, как бы тебе ни хотелось наконец покончить с ней.

Предстоит еще официально передать меня из рук в руки школьному психологу, имени которого я пока не знаю. Я окажусь новенькой, начну учиться с четвертого семестра. И весь семестр, целых девять недель, буду учиться в закрытой школе среди дикой природы.

Все время, пока продолжалась терапия, я злилась, – наверное, чтобы вытеснить свое чувство вины (горя?депрессии?) из-за всей этой истории с Фредом. Мы не пользуемся словом «депрессия» в привычном смысле, потому что, вот честно, если уж у меня нет причин для депрессии, понятия не имею, у кого они есть.

Наверное, Эстер, которая как-никак психиатр-специализирующийся-на-скорби-и-ее-воздействии-на-душевное-здоровье-молодежи, все-таки права насчет дневника.

Вот я и решила: и правда, почему бы не пописать что-нибудь?

Не хотите писать о своих Чувствах – пишите просто о Реальном Мире, что вы видите, что слышите… факты, предметы, все такое. Господи, значит, выворачиваться наизнанку необязательно? И обрекать себя на медленную смерть от миллиона крошечных порезов бумагой? Вот спасибо так спасибо.

Целыми ночами я ничего не делаю, только жду. Жду чего?

Можно сказать, что я слишком долго проводила в одиночестве много времени. Пожалуй, и правда уже пора начать общаться с тетрадкой. Дневник, ночник… ножник, ручник, вечник-свечник. В сущности, это то же самое, что разговаривать с самой собой, но это даже к лучшему, потому что мое сердце все еще в своей стране злости, куда нельзя больше никому.

* * *

«Изрежь его на маленькие звезды». С трудом верится, что это написал мужчина; настолько все хрупко.

Я целиком и полностью понимаю эту легкомысленную самоуверенность, эту влюбленность. Смех, когда оказываешься в объятиях отсутствующего возлюбленного. Если писать сочинение, скорее всего, ахнешь, заметив, что эту строчку можно прочитать, как предвосхищение смерти Ромео. Знамение.