Не прошло и часа после того, как я, нарочно игнорируя его и изобразив равнодушие, заметила неладное.
Сибилла Куинн и Бенджамин Капальди?
Да вы шутите.
Сиб и Бен?
Быть того не может.
На нас оборачивались. У него был вкус пива, улыбок и популярности, от него пахло свежим потом после танцев, и он, похоже, так и не понял, что я целовалась впервые. А если и понял, то промолчал.
Так что, наверное, Земля слетела со своей оси и понеслась, очертя голову, к новой вселенной, расплескивая и проливая океаны, роняя ледяные шапки с полюсов, выворачивая с корнем деревья, потому что я каким-то образом сумела перешагнуть черту и встать в один ряд с популярными девчонками. Вот только ничего я не перешагивала. Это черта, должно быть, передвинулась, а я и не заметила. И растерялась. А заодно и от того, как на меня смотрели после поцелуя с Беном. Эти взгляды говорили: «
Сигнал эсэмэски вырывается из моего мобильника, а он уложен в ботинок. Холли? Если только не… да нет, не может быть! Бен? Сердце скачет в груди, я откапываю мобильник и вспоминаю: Бен даже не знает мой номер. Ну конечно, это Холли. Она пишет:
Я:
Холли:
Я:
Холли:
Я:
Холли:
Я:
6
Нет вестей – вовсе не хорошая весть.
Я-то знаю.
Случиться может что угодно, и единственная правда жизни – это смерть.
Коротко получилось. Зато уже третья запись в дневнике.
Конец.
7
Сексуальное воспитание раньше называлось «Жизненные факты». А что, уместно: строгий тон выпуска новостей с оттенком газетного заголовка. Выглядит и вправду грозно, предвещает что-то грандиозное.
Если почитать статистику, а ею наш дом битком набит, – полно подростков начинают сексуальную жизнь очень-очень рано, как только переходят в старшую школу, но в маленьком мирке среднего класса, где я живу, есть много подростков, намного больше половины, которые в свои шестнадцать или даже семнадцать лет еще ничего не пробовали ни разу. Это я по опыту знаю (ясно же, что я из таких).
И все равно в шестнадцать лет эти пресловутые «был у тебя секс или нет» порой ощущается как принадлежность к другому миру. Друзья, которые раньше были лучшими, не то чтобы исчезают, – просто эмигрируют в другую страну.
Тогда уже сколько ни тверди себе, будто бы ничто не изменилось, на самом деле все-таки изменилось. Страшно, что про все твои дурацкие давние секреты будут шептаться на чужой подушке или же их вытеснят чужие секреты, получше твоих.
Такая же широкая, как пропасть между «был секс» и «не было секса», бездна разделяет мою жизнь в фантазиях и мою жизнь в реальности, вымышленных парней и реальных парней.
Точнее, разделяла до прошлого вечера, когда я поцеловала героя моих фантазий. Это было потрясение основ и столкновение миров.
Очень досадно и, по-моему, нелогично, что можно знать все, что только можно знать про секс во всех его видах, вариациях и отклонениях – теоретически, и все-таки не знать ровным счетом ничего, если у тебя не было его. Его. ЕГО!
Из-за девственности я чувствую себя неопытной, инфантильной, неотесанной, беспонтовой.
Положа руку на сердце, это все равно что в Рождество сидеть за детским столом, пока мои ровесницы вовсю пьют шампанское из высоких бокалов и пользуются настоящими столовыми приборами.
Прибавьте к этому необходимость вести себя, будто это круто… тоже мне проблема… это мой выбор…
К тому же это ведь
Моя девственность ощущается не как чудесный дар, который однажды достанется какому-нибудь счастливчику, – скорее, как что-то такое, от чего обязательно надо избавиться, как от брекетов, и вот тогда-то начнется настоящая жизнь.
Но страшно бесит то, что я, хоть мне и не терпится вычеркнуть «секс» из списка дел, нисколько не чувствую в себе готовности снять перед каким-нибудь парнем хоть что-нибудь из одежды, кроме самой верхней. Вот почему еще до того, как я успела проснуться толком, все мои мысли были поглощены сложностями и явной маловероятностью секса с Беном Капальди в полностью одетом виде.
Каково это будет – увидеться с ним сегодня? Губы все еще саднят, подбородок поцарапан. Но ведь предполагался просто поцелуй, верно? Обычное дело для тусовки? Пожалуйста, фея тусовочного интима, умоляю, явись ко мне и объясни, какую маску мне надеть сегодня утром. Дружелюбную, но отчужденную? Небрежно обняться в знак приветствия? Игнорировать его, пока он не успел проигнорировать меня?