Дикарь

— Я сделал единственное, что мог, — сказал он с горечью. — Я закончил поединок. Я размахнулся, но, увидев, что он просто смотрит на меня отсутствующим взглядом, не стал наносить удар. Я толкнул его, и он упал на колени. Толпа ревела и требовала продолжения, но я не мог просто избивать его раунд за раундом. Это непорядочно. И теперь я не знаю, что делать. Я хотел было сказать Спеллингу, но побоялся подставить Нейлса и Буйвола, если у них зависимость от опиума или еще какой-нибудь дряни. А вдруг это нужно им, чтобы взбодриться перед поединком? И я, черт возьми, не знаю, что делать.

Джульет встала, подошла к нему сзади и принялась массировать его плечи.

— Гарет… если этим боксерам нужен опиум, чтобы взбодриться перед матчем, они давно бы утратили и скорость, и остроту реакции.

— Я это знаю.

— Более того, если бы они накурились опиума, то они уже перед началом матча находились бы в таком состоянии, а они становятся медлительными и неповоротливыми после того, как матч начался.

— Да. Те же вопросы приходили в голову и мне. Но если это не так, то напрашивается совершенно чудовищное предположение…

— Мошенничество?

— Да. Кажется, все указывает на это, Джульет. Кто-то умышленно накачивает наркотиками моих противников перед началом матча, чтобы обеспечить мне победу.

— О Господи… — Джульет сделала глубокий вдох и стиснула зубы, чтобы не произнести слова, которые так и рвались с языка: Увези нас отсюда, Гарет. Увези подальше от этих ужасных кулачных боев и от зла, которое их окружает. Увези нас, пока не поздно…

Куда? В замок Блэкхит, под защиту герцога? Но ее тут же возмутили собственные мысли. Гарет старается развить в себе чувство ответственности, повзрослеть, приобрести чувство собственного достоинства. Если он вернется в Блэкхит, то все, что он открыл в себе за последнее время, пропадет напрасно.

Гарет, наверное, догадался, о чем думает его жена. Он встал с кресла, подойдя к Джульет, нежно приподнял ее лицо руками — сильными, мускулистыми руками, которые теперь не были белыми и холеными, но могли не самых слабых мужчин отправить в нокаут, — и приблизил к своему лицу.

— Любовь моя, мы не останемся здесь навсегда. Поверь мне.

— Но, Гарет, если ты прав и здесь орудуют мошенники? Твоя жизнь может оказаться под угрозой!

— Тот факт, что я уже кое-что подозреваю, дает мне преимущество. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Мне придется продолжать эту игру, притворяясь, что не замечаю ничего странного. Если мне чуть-чуть повезет, я узнаю, кто стоит за всем этим, и выведу его на чистую воду, прежде чем кто-нибудь пострадает. — Он вздохнул и заглянул в ее встревоженные глаза. — Я понимаю, тебе хочется, чтобы мы уехали как можно дальше отсюда, но я не смогу пройти мимо этого, как не мог пройти мимо, когда увидел однажды ночью, что бандиты грабят пассажиров дилижанса. Пойми, любовь моя. Я должен это сделать.

Она закрыла глаза, пытаясь найти успокоение в его силе, его уверенности в себе и тепле обнимающих ее рук.

Она не хотела, чтобы он снова играл роль героя. Она боялась за него, боялась за них всех. У нее замирало от страха сердце при мысли о том, что он подвергает себя опасности, однако она знала, что именно за это она еще сильнее любит его и уважает. Возможно, другой человек на его месте прошел бы мимо, но не таков ее Дикарь. Этот не успокоится до тех пор, пока не восторжествует справедливость.

Я люблю тебя, милый Гарет. Я люблю тебя всем сердцем.

Неожиданно на ее глаза навернулись слезы.

— Не тревожься, — сказал он ей, не правильно поняв причину ее слез. — Завтра я поговорю с Нейлсом. И с О'Рурком тоже. Посмотрим, что они обо всем этом скажут. Они профессиональные боксеры, Джульет. Я не должен был победить ни в том, ни в другом матче. Но если тут ведется нечестная игра, я не уеду, пока не докопаюсь до истины.

Она заглянула в его мечтательные голубые глаза, вгляделась в бесконечно дорогое лицо. Как он благороден!

Как справедлив и решителен! Она поняла, что настал момент сказать ему то, что ей следовало бы сказать уже давно. Глубоко вздохнув, она прикоснулась к его щеке.

— Гарет… Я люблю тебя.

Он даже покраснел, обрадовавшись ее долгожданному признанию.

— Ах, Джульет! Ты выбрала самый подходящий момент, чтобы сказать мне об этом.

— Я должна была сказать это давно, как только сама поняла свои чувства. Но я тогда не могла признаться в них даже себе самой.

— Когда это случилось?

— Когда ты своим телом защитил от пули маленького мальчика. Когда сам чуть не погиб, защищая пассажиров дилижанса, и меня в том числе, от бандитов. Думаю, я полюбила тебя тогда и люблю до сих пор. Просто… я не говорила тебе об этом.

— А как же Чарльз?