Дикарь

— Они. Думать я не знай. Слово не знай. Говорить. Ты спать. Он спать. Старый спать. Отец спать. Всех бить. Звать кого. Тот бить. Палить. Много. Беда.

Ица развел руками, явно не способный сказать больше.

— Что ж, — Миха засунул в рот последний кусок и зажмурился. — Хрен им, а не палить. Обождем.

Оружия бы еще.

Хоть какого-нибудь.

У стены обнаружились вилы, которые, конечно, выглядели грозно, но Миха сомневался, что с них будет много толку. А вот топор порадовал. С топором всяко лучше, чем без.

На улице стемнело.

В доме еще гуляли, но постепенно народ расходился.

— Дикарь? — этого человека Миха узнал сразу и молча выступил из темноты. — Барон с тобой?

— Со мной.

От Такхвара пахло кислой брагой, но хмельным он не выглядел.

— Гости, — счел нужным предупредить Миха. — Будут.

— Уверен?

— Нет.

Но с топором не расстанется. Он с этим топором можно сказать сроднился уже.

— Староста не может предать. Клятва его крепко связала.

— Только его. И сыновей. Двух. Вроде как.

— Стар, стало быть, — Такхвар понял сразу. — То-то ушел. Рыбку ловить. Чтоб, стало быть, с утра всех ушицей порадовать.

Он добавил пару слов, выражавших всю глубину испытываемого разочарования. А Миха запомнил. Что сказать, мир такой. Иногда и выразиться охота, а это тоже надо делать умеючи.

— Надо упредить. Хотя… — Такхвар оглянулся.

— Перебрали?

— На радостях, — он потер шею и мотнул головой. А потом развернулся и сунул в рот два пальца. По телу прошла судорога. Но Такхвар устоял.

Миха не мешался.

И верно. Вряд ли здешние мужики так уж всерьез обрадовались появлению молодого барона. Начальство, оно ведь чем дальше, тем лучше. И сомнительно, чтоб в здешних местах иначе было. А потому пить бы мужики пили, но осторожно.

Ситуацию понимая.

А вот все одно упились. Почему? Не оттого ли, что в брагу добавили какой пакости? Миха, соберись он родного папашу к местным богам отправить, всяко озаботился бы, чтоб сей папаша пребывал в состоянии, для упокоения подходящем.

— Так-то лучше, — Такхвар вытер рот рукавом и икнул. — А я смотрю, какая-то брага горьковатая. Я-то почти и не пил, а все одно ведет.

Он отряхнулся совершенно по-собачьи и сказал:

— Оружие?

Миха молча топор поднял.

— Погоди, тут было.

Такхвар тенью скользнул в хату. Отсутствовал недолго, а вернувшись, сунул Михе в руки широкий короткий клинок. Да и себя не обидел.

— Барон где?

— Спит.

И вряд ли проснется в ближайшее время.

— Тогда ждем.

Ждать пришлось долго.

Глава 44

Дикарь встрепенулся, выдернув из полудремы.

Ночь.

Уже не та, тягучая, что бывает ближе к полуночи. Напротив. Небо серело и эта стылая серость затопила деревню. В ней-то вдруг растворились тени, и все вокруг казалось таким ненастоящим, блеклым, что Миха ущипнул себя.

Молча открыл глаза Такхвар.

Глянул вопросительно.

А на краю деревню разразился судорожным лаем кобель. Правда, тотчас захлебнулся. Жалко псинку.

— Идут, — одними губами прошептал старик.

Миха согласился. Пусть даже ни он, ни дикарь в нем не ощущали пока близости чужаков, но сомнений не оставалось: и вправду идут.

Не через ворота.

На воротах дремлет стража, пусть обленившаяся, попривыкшая к безопасному житию и, быть может, вовсе полагающая, что в сторожении этом нет никакого смысла.

Нет, должен быть иной путь.

Для своих.

Миха взглядом указал на сарай. Барончик все еще спал. И Миха даже уловил сопение его, причмокивание и прихрапывание. Пускай. От мальца пользы немного. Под ноги не лезет и уже хорошо.

Миха тенью соскользнул к стене.

Куда?

Направо? Налево?

Заворочался пес во дворе, поднял сонную голову, но тут же уронил на лапы.

Или ждать? Можно. Только не здесь.

И Миха ловко вскарабкался на крышу, лег, сродняясь с темною соломой. Та прогнулась под тяжестью веса, грозя вовсе обвалиться, но вроде держала.

Если придут убивать, то сюда.

Такхвар выругался сквозь зубы, но так тихо, что и Миха не расслышал-то всего. А слух у него хороший. И зрение неплохое. Но старик сделал шаг и растворился в серой зыби. Миха втянул воздух. Запах чужака все-таки ощущался, но размытый, едва уловимый.

Хорошо.

Время потянулось по-новому. Оно ощущалось натянутыми нервами. Остро. Ярко. Застучало сердце. и в висках тоже. Во рту пересохло.

Подумалось вдруг, что он, Миха, он ведь на самом деле не боец.

Ни разу вот не боец.

Что там, возле города магов, он и действовал-то, как в тумане. И убивать не убивал, вот так, преднамеренно. Сможет ли?

Та ненависть, прежняя, она куда-то подевалась. И вместо нее поселился страх.

Не умереть. Этого Миха не боялся.

И не боли. Боль он как-нибудь перетерпит.

Не справится.

Мальчишку убьют. Обоих мальчишек убьют. И старика тоже. И его, Миху, что логично.

Додумать он не успел.

Человек шел. Не особо скрываясь, к слову. По улице. Неспешно. Время от времени останавливаясь, прислушиваясь к чему-то.

Миха тоже прислушался.

Ничего.

Барон сопит. Возится в сарае скот. Шубуршатся мыши в соломе. И сонно квохчут куры. Этих только тронь, мигом шум поднимут. Вот старый кобель поднял голову, принюхался и зевнул. Стало быть свой.

А если Миха ошибся?

Человек вошел во двор.

Стар?