Дикари

Раб наполнил кубок, который, как видел Сулла с высоты своего насеста, запотел, так как вино хранилось на льду, и протянул его своему хозяину.

Менезий молчал. Он выпил большой глоток молодого вина. Сулла понял, что отношения возницы и патриция упирались в стену упрямства, которой отгородилась молодая женщина.

— До завтра, — сказала она. — И забудь, что я не такая, как бы тебе хотелось, — добавила она, направляясь к двери, откуда недавно появился раб.

Флейтистки поднялись со скамейки, спрашивая хозяина взглядом: нужны ли они еще? Менезий дал им знак удалиться. Девушка, игравшая на тамбурине, вышла из буфетной, куда незадолго до этого вошла. В руках у нее была чаша и губка. Подошла к хозяину, провела губкой по бедрам и члену, который после этого взяла в руку и помогла хозяину помочиться в чашу. Когда все было закончено, она улыбнулась, опустила голову и ушла в буфетную. Менезий теперь был один.

«Как он одинок», — подумал Сулла, который понял теперь, почему патриций позвал его. Жена его обманывала и боролась против него, любовница была заложницей своего ужасного положения, из которого она никогда не смогла бы выбраться. И наконец, у Менезия не было сына, которому он мог бы завещать свое состояние и все то, что он создал за свою жизнь в боях и сражениях...

Сулла был растроган. Его одинокий друг Менезий позвал его. У римлянина-патриция был на всем свете, быть может, только один друг, на которого он мог рассчитывать, — бывший галльский офицер, вместе с которым он много раз рисковал своей жизнью. Армия! В этом прогнившем романском обществе только армия сохраняла свою чистоту...

Сулла увидел, как Менезий поставил на край эбеновой кровати кубок, который он осушил, и вскоре заснул. Он лежал теперь на боку, повернувшись спиной к галлу, который с высоты своего наблюдательного пункта не мог видеть его лица.

* * *

Лежа на верхушке портика, Сулла понял, что сам заснул, по крайней мере на несколько минут. Он выругал себя за это. Если стража была не способна помешать чужаку пробраться в поместье, то тогда ему, Сулле, надо было следить за тем, чтобы никто не напал на патриция во время его сна. Если убийца доберется до кровати Менезия, Сулла сможет спрыгнуть с портика с кинжалом в руке...

Галл увидел, что небо на востоке начало бледнеть. Близился рассвет. Менезий не должен долго спать, как все те, кто вел походную жизнь, а теперь ворочает крупными делами; скоро он проснется. И обнаружит своего друга стоящим перед его кроватью.

Сулла снова взял крюк, лежавший рядом с ним, зацепил его за выступ и спустился по веревке. Он хотел оказаться внизу к тому моменту, когда спящий откроет глаза и поймет, что галл следил за его поступками и жестами с высоты портика. Оказавшись на полу, Сулла сорвал крюк и поймал его на лету, чтобы он не ударился о мраморные плиты. Потом он обошел эбеновое ложе, на котором по-прежнему спал хозяин дома, уткнувшись лицом в шелковую подушку, и прошел в буфетную, где весь вечер находился раб с едой и освежающими напитками.

Галл спустился на несколько ступенек и попал в комнату, где на полках рядами стояли кубки и тарелки, в которых подавали вина и угощения, стопками лежали салфетки. В огромном леднике, выточенном из куска черного мрамора и снабженном пробковой крышкой, покрытой до блеска начищенной медью, хранились напитки и все то, что должно стоять на холоде.

Раб, подросток семнадцати лет с курчавыми волосами, спал на спине с открытым ртом на широкой низкой банкетке, придвинутой к стене. Рядом с ним, сраженная сном, лежала музыкантша, игравшая на тамбурине, которая совсем недавно мыла Менезия.

Комната была плохо освещена, и Сулла сразу не заметил, что глаза раба были широко открыты. Но потом взгляд Суллы отметил эту странность, и он, уже собравшись выйти, вернулся обратно, чтобы рассмотреть спящего поближе. Его широко открытые глаза были устремлены в пустоту, рот тоже был широко открыт — это был образ смерти. Сулла, поднаторевший в сражениях, не мог ошибиться. Его нога наткнулась на графин — пустой, валявшийся на полу, — он видел его в руках у подростка, когда тот наливал вино Менезию. Галл внезапно осознал, что находится в самом центре катастрофы, и быстро приложил ухо к груди молодого раба. Сердце не билось. Он грубо стал трясти молоденькую девушку, которая тоже не проснулась. Сулла бросился через сводчатый проход к эбеновой кровати, на которой лежал Менезий. Он схватил друга, который по-прежнему лежал уткнувшись лицом в подушку, за плечо, чтобы повернуть его на спину, изо всех сил надеясь, что спящий внезапно проснется и закричит: "Сулла! Слава богам, ты здесь... " Но он уже хорошо знал, что Менезий, к несчастью, никогда не проснется, судьба его была предрешена, что Сулла приехал слишком поздно и что Менезий был отравлен. Отравлен на глазах своего друга, который, видев, как тот выпил кубок вина, содержащий яд, не понимал еще, что происходит, и все осознал только тогда, когда увидел тела раба и музыкантши, игравшей на тамбурине, застывших во сне, после которого не просыпаются.